Книга Жизнь и приключения Светы Хохряковой - Татьяна Догилева

Мои попутчики молчали, я тоже, хотя очень хотелось как-нибудь весело прокомментировать экстремальное вождение, но существовала опасность конкретно прикусить язык.

А потом мы въехали в Пальмовую аллею. Это было невероятно красиво. Высокие пальмы стояли близко друг к другу, и кроны их переплетались высоко в небе.

Я крутила башкой и ощущала себя участницей съемок рекламного ролика о красотах Корунды.

Но внезапно вся красота кончилась, и джип уткнулся в пошлую, серую бетонную стену с витками колючей проволоки наверху.

«П…ц тебе, Пепа», – подумала я и очень захотела в туалет.

Педро нажал на какой-то пультик, и часть стены отодвинулась. За ней стояли люди в камуфляже и с автоматами, мне они были по фигу, потому что отвлекал мочевой пузырь, готовый взорваться. Поэтому, когда охранники открыли дверь, я выпрыгнула, как кенгуру, в ближайший куст и моментально стянула штаны.

Заканчивала процесс я под дулами автоматчиков, натянула штаны и под изумленными взглядами охраны направилась к джипу. Молча залезла на свое место и уставилась в окно.

Джип тронулся.

– Ты нас напугала, – сказал Педро.

– Вы меня тоже.

Больше разговоров не было. Мы продолжали ехать по пальмовой аллее, которая продолжилась после бетонной стены. Миновали широкий ров с водой и въехали в парк, вернее, бывший парк – трава разрослась чуть не по колено, деревья и кусты, посаженные явно по какому-то дизайнерскому плану, имели вид неухоженный и свободный. А потом засиял и замок.

– Это Лунг? – спросила я, причем вопрос был риторический, но мне на него ответили.

– Лунг, – кивнула Катарина.

– Зачем ты меня сюда привезла?

– Хозяйка очень хотела тебя видеть.

– Ах, Катарина, Катарина! Зря ты это сделала.

– Посмотрим, – бесстрастно ответила девушка и вышла из машины.

Педро тоже вышел и открыл мне дверь. Ну я и вылезла.

– Если у вас появятся какие-нибудь желания, прошу заранее предупреждать о них меня или Катарину. Ваши движения могут быть истолкованы как-нибудь не так.

– Яволь! – по-военному ответила я, Катарина и Педро нахмурились.

– Так делать тоже не надо.

– Да пошли вы в жопу! Приволокли меня хрен знает куда и еще командуют, корундосы долбаные.

– Мы из Аргентины, и, пожалуйста, не надо ругаться, сеньора Пепа.

На «сеньору» я злобно захохотала и почти заорала:

– Яволь! Сеньор Педро!

А потом какой-то бес в меня вселился, причем бес немецкого происхождения, потому что я принялась выкрикивать все немецкие слова, какие знала: «Ахтунг, ахтунг! Ин люфт Покрышкин! Дойче зиладотем, дойче официр, дружба – фройндшафт». И при этом я маршировала и вскидывала руку в фашистском приветствии.

– Хайль Гитлер, группенфюрер Штирлиц! Я, я, цурюк нах хаус!

Я сама себе поражалась, но понимала только одно – Катарина и Педро не хотят, чтобы я произносила немецкие слова, и я кривлялась и изображала всех придурочных немцев из советских фильмов, которые когда-то видела.

Мои похитители оцепенели от этого представления, а когда словарный запас уже иссякал, я вдруг услышала смех и вопрос:

– Шпрехен зи дойч?

– Я, я, натюрлих, – повернулась я на голос.

Высокая блондинка стояла в дверях, отделенная от меня десятком мраморных ступеней. Она задала мне еще один вопрос на немецком, и я скорее догадалась, чем поняла – дама спрашивает, правда ли, что я из Голландии.

– Натюрлих, – ответила я и добавила три выученных голландских слова: – Мама, папа, здравствуйте!

На этом моя творческая энергия иссякла, я плюхнулась на нижнюю ступеньку и объявила Педро:

– У меня большое желание покурить, и я намереваюсь осуществить его прямо сейчас.

Достала сигарету и задымила.

– Катарина! Она совсем не такая, как ты описывала. Ты рассказывала о каком-то ангеле, а это явная хулиганка и бандитка.

Голос у блондинки был очень красивым, такие голоса называют хрустальными.

– Сеньора Анита! Кем бы она ни была, уже то, что ей удалось рассмешить вас, – большая удача.

– Да, это было очень потешно и необычно. Благодарю вас! – Красавица спустилась ко мне и соизволила присесть рядом. – Но вы не из Голландии?

Я вздохнула:

– Затрахали вы меня все своей Голландией!

Она засмеялась и тихонько щелкнула пальцами:

– Как приятно слышать живую речь!

– Вы еще живее услышите! – пообещала я.

– Буду только рада! Ругайтесь, сколько хотите. У вас это забавно получается! – Она обратилась к Катарине: – Накрой нам, пожалуйста, в беседке. Принеси все самое вкусное из детских запасов. Они все равно ничего не едят, а мы полакомимся. У меня желание хорошо провести день – я буду наслаждаться вином, сладостями и беседой с гостьей. – Дама снова зазвенела тихим смехом и добавила, обращаясь ко мне: – У нас уже целую вечность не было гостей, тем более европейцев. Следуйте за мной, – и она пошла по дорожке в парк.

Я хмуро поплелась за ней. Дорожка привела нас к мраморной беседке причудливой формы, внутри которой стояли кожаные белые диванчики, кресла и несколько мраморных столиков. Кожа на некоторых диванах была дырявой, но хозяйка королевским жестом указала мне на один из них, а сама уселась в кресло напротив и с легкой улыбкой уставилась на меня.

Я заерзала, не зная, как себя вести и что ждать от загадочной красавицы.

– Боже мой! – воскликнула она. – Нас же не представили друг другу! Вы Пепа, мне Катарина много о вас рассказывала, а я – Анита, – и женщина протянула мне руку.

Я вяло пожала кончики ухоженных пальцев и уставилась на незнакомку.

– Я вам не нравлюсь, Пепа? – задала она дурацкий вопрос. Слава богу, мне не пришлось на него отвечать. – Знаете, это просто удивительно – до чего я никому не нравлюсь в этой стране. Как только я появилась в Корунде, меня сразу невзлюбили, хотя тогда я еще ничего никому не делала – ни плохого, ни хорошего. Конечно, все, кто от нас зависел, скрывали свою нелюбовь и улыбались, говорили комплименты, дарили цветы и подарки. Не поверите, подаренные букеты увядали, как только их ставили вводу, а подарки непременно терялись или портились. Смешно, право, смешно. И не очень справедливо. Молодая девушка, чужестранка, желающая полюбить всем сердцем страну, куда привез ее молодой муж-красавец, сразу встречает такую неприязнь. Во всяком случае, я по молодости очень расстраивалась и плакала. Глупышка Анита. Я очень тосковала по Аргентине. Я выросла в Аргентине, вы, наверное, об этом знаете?

Я понятия не имела, где выросла Анита, но ее это не смущало. Ей, похоже, ответы вовсе не требовались, она даже и не смотрела на меня почти, просто говорила с милой улыбкой на красиво очерченных губах, и скользила взглядом.