Книга Убить Ланселота - Андрей Басирин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Треть? Хм… недурная идея.
Его преосвященство поерзал на бархатных подушках. От езды в карете старого жреца мутило.
– Я претендую на высшую награду в этом деле. У меня Ланселот не сбежал ни разу.
– Ах, ни разу?! А кто…
…Все дальше и дальше от Терекока. От вольнодумствующего Доннельфама, страшной Базилисковой Камении. А в багаже, среди тюков с коронами, мантиями, митрами и горностаями, среди коробок со сластями и винами, лежит человек.
Лицо его обмякло, в уголках губ скопилась слюна. Глаза открыты, но вряд ли Истессо что-нибудь видит. Разум стрелка далеко – бродит среди звезд и чудовищ, духов и ангелов. Его преосвященство постарался на славу. Каждый вечер поит его сонными отварами собственного изготовления.
Хоакин стал обычным человеком. Короли везут Хоакина в Град Града, чтобы сдать в академию и сделать вечным студентом. Учитель музыки Квота Квинта-Ля, черная книга, теория вольных стрелков – всему этому предстоит уйти в небытие.
В университете Истессо ожидают неприятности. Еще бы. Сбежать с экзамена по транспортной магии, умчаться невесть куда, не сдав зачетку… думаете, это вам с рук сойдет? Живо господа маги соберутся. Сам ректор произведет внушение – и придется нерадивому студенту остаться на второй год. А потом еще и еще.
Прекрасный план. Но дюжинцы забыли простую вещь. Когда лавина мчит с гор, сокрушая все на своем пути, бесполезно выхватывать камешек, что ее породил. Над силами, что пробудились в мире, больше не были властны ни сам Хоакин, ни хозяева зверей.
– Что будут заказывать досточтимые господа? Сегодняшний минестроне с соусом песто – просто истинное алхимическое золото. М-м! – Трактирщик причмокнул, целуя кончики пальцев. – А какие ньоки! Красный Вепрь пожинает Соловьиные Язычки, господа посетители.
Горацио Кантабиле заливался соловьем. Он был воодушевлен: в его заведение нагрянули неожиданные гости. Они сидели за тем самым столом, за каким когда-то сидел Хоакин.
– Э-э… Принеси нам вихри теста, сваренны в души веселье. Не забудь рубинов дола, алой крови виноградной и вот этого… ну как же… вот на языке крутилось… А! Нептицу, с желтым фруктом, что кривит лицо в унынье, навевая грустны мысли. Ну а к ней…
– Так-так. Подождите, господа. Значит, спагетти в коньяке, так?… С томатным соусом, ага. Винишко – это само собой разумеется… Какое предпочитаете, господа? Есть Примарола Абруззо, восьмилетнее, есть и Ломбардия Боттелини.
Горацио чиркал в книжечке, переводя пожелания гостей с варварского на обычный человеческий язык.
– И напоследок, конечно, курица, запеченная с лимоном и…
Тут Харметтир Большой Процент замялся. Капли пота выступили на лбу. Происходило это вовсе не потому, что на дворе стояло лето, а шкуру снежного барса он снять не догадался. Перед варварским таном стояла тяжелая задача.
– Мошною леса? – задумчиво проговорил он. – Вожделеньем быстрых белок?
– Что, простите, господин варвар?
В глазах Харметтира блеснули слезы. Толстые губы беззвучно шевелились.
– То, что собирают в гроздьях, вялят, сушат и ссыпают? – рискнул он.
Трактирщик пожал плечами.
– Булочек душа и сытость?
На помощь пришел Оки Длинная Подпись.
– Золотой изюм сушеный и кедровые орешки.
При этом он подмигнул. Привыкший к варварским иносказаниям Горацио едва не добавил в рецепт желатин и толченые персиковые косточки.
– Будет сделано, господа. На десерт не желаете ли чего?
Харметтир подергал себя за нос, в глазах его появилась тоска. Предупреждая события, трактирщик объявил:
– На десерт нет ничего, кроме печенья амаретти со сливами в вине.
– Слитки золотого теста… – приступил к переводу Большой Процент, но Оки грубо перебил:
– Давайте, давайте, давайте. Несите и печенье, и сливы. Всего, всего побольше!
Кантабиле ушел, и в зале установилась тишина. Две бородатые варварские физиономии мрачно уставились друг на друга через стол.
– Оки, ты огородная культура. Корнеплод ядрено – жгучий, мудростью веков прославлен. Я давно хотел сказать тебе одну вещь…
Маленький варвар встрепенулся:
– Правильно ли я понял, что ты меня назвал старым хреном?
– Именно так, о…
– Стоп, стоп, – примирительно замахал руками Длинная Подпись. – Харметтир, я тоже хочу сказать одну вещь. Дело в том, что времена изменились.
– Что? Бег ладьи конунга Хрюки изменил пути земные?
– Примерно так. Видишь ли, Большой Процент, я некоторое время работал извозчиком в Октанайте. Потом налаживал морские перевозки в Брешии. Ты же ни разу не покидал Аларик. Ни разу.
Харметтир попытался что-то сказать, но Оки не надо было переводить в уме одни образы в другие.
Поэтому он успел раньше:
– Пойми, дорогуша, здесь люди иначе разговаривают. Если ты назовешь галеру верблюдом моря, тебе придется драться и с караванщиками, и с моряками. Если ты закажешь ублажение желудка из земли благословенья с алым лалом дольних весен, с мягким камнем тех, кто блеет, в шерсть укутавшись свирепо, обеда тебе придется ждать долго.
Лоб громилы-варвара пошел складками:
– Э-э… Как ты сказал? Ублажение желудка из земли благословенья?
– Картофельные ньокки с пассатой и сыром-мас-карпоне, – подсказал объявившийся невесть откуда Горацио. – Ждать вы их будете действительно долго: на кухне закончился мускатный орех. Но, если желаете…
– Нет-нет, – заторопился Оки. – Я это так сказал, для примера.
– Воля ваша, господа. – Кантабиле выставил на стол бутыль примаролы. – Если появится желание, только крикните. За орехом я уже послал.
Вид у Большого Процента сделался больной и несчастный.
– Ньокки с пассатой… и маскарпоне… – с отвращением произнес Харметтир. – Ты уверен, что это лучше ублажения желудка?
– Да. Начинай мыслить цивилизованно. Возьми вилку в левую руку, а нож – в правую. Улыбайся!
– Арррррххх! Назад в дикость!
– Улыбайся. На тебя смотрят.
Тридцать два… – хотя нет, чуть меньше – желтых зуба сверкнули в бороде тана.
– Поменьше зубастости, Харметтир. Итак, – Оки разлил вино по бокалам. – За Ничевоенное Готтеннетотское Передмолчание.
При этих словах оба варвара поморщились.
…Название заговора родилось еще в Аларике.
Финдир Золотой Чек, красавица Сильгия и оба тана стояли на крепостной стене Арминиуса, глядя на юг – туда, где простирались земли владетелей чудищ.
– Быть может, назовем его Вандальской Революцией? – осторожно предложил Оки.