Книга Кратос - Наталья Точильникова

– Тогда скажите мне, что я собираюсь сделать в ближайшие пять минут.

Я сосредоточился, видение пришло почти сразу, вспыхнув яркой картинкой.

– Благодарю вас, государь, – сказал я и поклонился.

– За что?

– За назначение меня принцем империи и малое кольцо.

Страдин усмехнулся.

– Бери!

Я отметил про себя, что он впервые обратился ко мне на «ты».

Он разжал руку. На ладони лежит золотое кольцо с камнем, напоминающим аметист.

– Сам наденешь, не девушка, – говорит Страдин. – На левую руку не надевай – плохая примета. Вдовцом окажешься – потеряешь страну. На правую, на средний палец. Перстень связи сними, его – на левую.

Я вспомнил руку Алисии без всяких украшений, но зато со следом от перстня на среднем пальце правой руки. Я решил тогда, что она вдова или разведена. Но обручальное кольцо носят на безымянном пальце!

Я надел кольцо и почувствовал контакт с Сетью. Малое кольцо – перстень связи.

– Устройство связи можно вообще выбросить, – сказал Страдин. – Но здесь тоже свои суеверия, вот, покойная императрица до последних дней носила, хотя почти им не пользовалась. Только для сугубо личных дел. Так что, как хочешь. Объявлять о назначении пока не буду, вернешься с победой – устроим торжества.

Я склонил голову.

– Бери флот, вам дадут старт, как только будете готовы, выводи корабли к гипертоннелю. Дай бог вам успеть!

Когда за мной закрылись двери страдинского кабинета, я связался со своими Преображенными и приказал им готовить флот. И только покинув дворец, решился связаться еще с одним человеком.

– Здравствуй, Даня, – ответила Алисия Штефански.

Я был рад уже тому, что она соизволила ответить.

– Госпожа Штефански, нам надо встретиться.

– Если ты обещаешь не пытаться выяснить, кто я.

– Хорошо, обещаю.

Наша встреча превратилась в прощание.

Я рассказал о допросе в СБК и разговоре со Страдиным.

Она взглянула на малое кольцо, усмехнулась.

– Что ж, поздравляю. Дал все-таки. Наверное, считает, что тебе недолго его носить.

– Может быть.

– Ну, что ж, со щитом или на щите!

Евгений Львович Ройтман

Леонид Аркадьевич очень обаятельный человек. И работать с ним приятно. Ему трудно, он привык властвовать, а не подчиняться, и я стараюсь делать на это скидку. По крайней мере добился, чтобы его не обыскивали по семь раз в неделю. Все равно, ни в запрещенные вещи в его комнате, ни в подготовку им побега я не верю ни на грош.

Он взрослый разумный человек, и я не жду эксцессов.

После того мальчишества перед первым сеансом биопрограммирования он смог взять себя в руки и теперь спокоен и уравновешен. Даже пытается успокаивать других, и его слушаются.

Я составил психологическое заключение и предъявил ему.

– Прочитайте, Леонид Аркадьевич. Я сделал все, что мог.

Он сидит напротив меня в моем кабинете и просматривает бумагу. Устройство связи для него запрещено, к тому же это официальный документ, так что действительно на бумаге.

Его лицо светлеет, он почти улыбается. Я старательно отвел все нереалистичные обвинения на стандартном основании, которое обычно приводят психологи Центра: не было умысла на совершение преступления.

Увы, в конце Леонида Аркадьевича ждет неприятный момент, и я внутренне готов к бурной реакции.

Он уже дошел до того самого абзаца, не надо заглядывать в документ, по лицу видно.

– Вы действительно так считаете? – спросил он.

Не сорвался, не накричал. Хорошо. При предъявлении психологического заключения я частенько прошу охрану дежурить под дверью.

Я наизусть знаю, что там написано: «Лечение считаю необходимым, но его продолжительность сильно завышена судом. Полагаю, что пребывание в Центре может занять два-три месяца с последующим наблюдением в течение полугода и повторным осмотром через пять лет после освобождения для исключения возможности рецидивов».

Три месяца не детский срок. По группе А – это нормально. Леонид Аркадьевич у нас уже неделю и имеет представление о том, что его ждет. Пока ему приходилось общаться с биопрограммером по два раза в день и постоянно носить либо допросное кольцо, либо контактное. Это достаточно тяжело, но мы должны точно поставить диагноз. Теперь он думает, выдержит ли еще три месяца настолько жесткого психологического прессинга. Всех их это ужасает после первой недели.

– Да, я так считаю, – говорю я. – Будет немного легче. Вас не устраивает сокращение срока в восемь раз?

– Это не сокращение срока. К психологам не прислушиваются.

– Отчасти прислушиваются. Три месяца я не гарантирую, но уж точно не больше года.

– Но я невиновен! Неужели вы этого не поняли? Я не нарушал законов!

– Все, в чем вы невиновны, я отвел. Это уже было рискованно. Вам могли просто сменить психолога. Не советую. Психолог от Страдина вряд ли будет для вас лучшим. По поводу остального… Я не судья, Леонид Аркадьевич, и меня ни в малейшей степени не интересует, нарушали ли вы законы. У меня другая задача. Я смотрю на ваше психологическое состояние и исходя из этого ставлю диагноз. Есть такое понятие «честность». У вас с этим проблемы. К сожалению, честность не всегда совпадает с законностью.

Молчит. В общем-то я поставил точку. Дальнейшие возражения бессмысленны.

Хотя он далеко не ангел, положа руку на сердце, общественная необходимость помещения его в Центр несколько сомнительна. Не то что это может ему повредить, но есть люди, которые нуждаются в этом в гораздо большей степени. Все равно что лечить насморк в стационаре для сердечников. Если бы мне не велела это особа, ослушаться которой не могу, я бы уже подал прошение о его освобождении по причине нецелесообразности пребывания в Центре. Впрочем, в данном случае это не более чем декларирование гражданской позиции, прошение все равно не удовлетворят.

При Анастасии Павловне за налоговые преступления вообще не арестовывали. Просто налагали штрафы и начинали отслеживать все транзакции. Сначала не давали сделать крупные приобретения: дом, земля, гравиплан, вертолет. Потом – купить новое устройство связи или дорогую одежду. И, наконец, если неплательщик не внимал, урезали его расходы до прожиточного минимума. Обычно состоятельный человек по привычке тратил всю сумму в первый день месяца и начинал обедать по друзьям или у собственного психолога, которого на этом последнем этапе обязан был посещать пару раз в неделю. Но до этого обычно не доходило, система работала, и весьма эффективно.