Книга Запретный плод - Лорел Гамильтон

– Назови меня госпожой, и ты получишь то, чего просишь.

Я проглотила слюну, и это был громкий звук в наступившейтишине.

– Прошу тебя… госпожа.

Смотри ты, я все-таки этим словом не подавилась.

– Отлично, аниматор, просто отлично.

Ей не пришлось ничего говорить. Обри и Валентин поднялись полестнице, и вышли в дверь. И не стали даже спорить. Это уже само по себепугало.

– Я оставлю Бурхарда на лестнице. У него слухчеловеческий. Если будете говорить шепотом, он не услышит вас.

– Бурхарда? – переспросила я.

– Да, аниматор, Бурхарда. Моего слугу-человека.

Она смотрела на меня так, будто это имело значение.Выражение моего лица ей, кажется, не понравилось. Она нахмурилась. Потом резкоповернулась в вихре белых юбок. Винтер вышел за ней, как послушный стероидныйщенок.

Бурхард, человек без имени, занял пост у закрытой двери. Онсмотрел не на нас, а прямо перед собой. Уединение – по крайней мере, лучшее,которое могло бы быть.

Я подошла к Филиппу, который все еще на меня не смотрел.Густые каштановые волосы его были между нами как занавес.

– Что случилось, Филипп?

Голос его был сорванным шепотом – так бывает от долгогокрика. Мне пришлось встать на цыпочки и чуть ли не прижаться к нему, чтобыслышать.

– “Запретный плод”. Там они меня взяли.

– А Роберт не пытался их остановить?

Почему-то мне казалось это важным. Роберта я видела толькораз, но почему-то возмутилась, что он не защитил Филиппа. Он оставалсяответственным, когда отсутствовал Жан-Клод. И одним из предметов егоответственности был Филипп.

– У него сил не хватило.

Я потеряла равновесие, и мне пришлось упереться ладонями вего израненную грудь. И тут же отдернулась, отставив окровавленные руки.

Филипп закрыл глаза и привалился к стене. Кадык у него ходилвверх-вниз. На шее было два свежих укуса. От этих укусов он умрет от потерикрови – если успеет.

Он опустил голову и попытался взглянуть на меня, но волосыупали ему уже на оба глаза. Я вытерла кровь о штаны и опять встала рядом с нимпочти на цыпочки. Я отвела волосы с его глаз, но они снова упали. Меня этоначинало доставать. Я причесала ему волосы пальцами так, чтобы они не падали налицо. Волосы были мягче, чем казались на взгляд, густые и теплые от жара еготела.

Он почти улыбнулся. И треснувшим голосом шепнул:

– Еще недавно я за такие вещи деньги брал.

Я уставилась на него, потом до меня дошло, что он пыталсяпошутить. О Боже. У меня горло перехватило.

– Пора идти, – сказал Бурхард.

Я посмотрела в глаза Филиппа, чисто карие, в зрачкахкоторых, как в черных зеркалах, танцевал свет факелов.

– Я тебя здесь не брошу, Филипп.

Он метнул взгляд на человека на лестнице и снова посмотрелна меня. От страха его лицо стало молодым и беспомощным.

– Увидимся позже, – сказал он.

Я отступила от него.

– Можешь не сомневаться.

– Неразумно заставлять ее ждать, – сказал Бурхард.

Вероятно, он был прав. Еще пару секунд мы с Филиппомсмотрели друг на друга. Пульс на его горле бился, будто хотел выскочить наружу.У меня саднило в горле, стискивало грудь. Трепыхалось перед глазами пламяфакела. Я отвернулась и пошла к ступеням. Мы, крутые как сталь вампироборцы, неплачем. По крайней мере, на публике. По крайней мере, тогда, когда можем себя сдержать.

Бурхард открыл передо мной дверь. Я оглянулась и помахалаФилиппу, как идиотка. Он смотрел мне вслед, глаза его вдруг стали слишкомбольшими для его лица, как у ребенка, которого родители оставляют в темнойкомнате, куда тут же хлынут чудовища.

Глава 38

Николаос сидела в резном деревянном кресле, болтая в воздухекрошечными ножками. Очаровательно.

Обри прислонился к стене, обводя языком губы и снимая с нихпоследние капельки крови. Рядом с ним неподвижно стоял Валентин, устремив наменя глаза.

Рядом со мной встал Винтер. Тюремщик.

Бурхард встал рядом с Николаос, положив руку на спинку еекресла.

– Что я слышу, аниматор? Ты перестала острить? –спросила Николаос. Голос ее по-прежнему звучал во взрослом варианте. Будто унее было два голоса и она меняла их нажатием кнопки.

Я покачала головой. Ничего смешного я не видела.

– Неужели мы сокрушили твой дух? Лишили воли к борьбе?

Я уставилась на нее, и злость захлестнула меня жаркойволной.

– Чего ты хочешь, Николаос?

– Ну, так куда лучше. – Ее голос поднимался к концукаждого слова, как девчоночье хихиканье. Наверное, я никогда больше не будулюбить детей.

– Жан-Клод в своем гробу должен был ослабеть.Изголодаться, а вместо этого он силен и сыт. Как это может быть?

Я понятия не имела и потому промолчала. Может быть, вопросриторический?

Оказывается, нет.

– Отвечай, А-ни-та!

Она протянула мое имя, откусывая каждый слог.

– Не знаю.

– Еще как знаешь.

Я не знала, но она не собиралась мне верить.

– Зачем ты мучаешь Филиппа?

– Ему после прошлой ночи необходимо преподать урок.

– За то, что он посмел тебе возразить?

– За то, что он посмел мне возразить. – Онасоскользнула с кресла и прошелестела частыми шажками ко мне, слегкаповернулась, и белое платье взметнулось вокруг нее колоколом. Она улыбнуласьмне в лицо. – И, может быть, потому, что я на тебя сержусь. Я пытаю твоеголюбовника, и быть может, не буду пытать тебя. А еще – эта демонстрация можетдать тебе свежий стимул искать убийцу вампиров.

Милое личико было обращено ко мне, светлые глаза искрилисьвесельем. Чертовски хорошо она знала свое дело.

Я проглотила слюну и задала вопрос, который должна былазадать:

– За что ты на меня сердишься?

Она склонила голову набок. Не будь она забрызгана кровью,она была бы очень симпатичной.

– Может ли быть, что она не знает? – Она повернулась кБурхарду. – Как ты думаешь, мой друг? Может она не знать?

Он расправил плечи и произнес:

– Я думаю, что это возможно.

– Ах, какой озорник этот Жан-Клод! Поставить вторуюметку ни о чем не подозревающей смертной!

Я стояла неподвижно. Я вспомнила синие огненные глаза налестнице, голос Жан-Клода у меня в голове. Да, я подозревала это, но еще незнала, что это значит.