Книга Третье яблоко Ньютона - Ольга Славина

А буквально три дня спустя из того же окна он наблюдал другую картину, которая также врезалась ему в память, но по-иному, своей красотой и сюрреализмом. Затравленные сотрудники «девятки» шарахались уже от тени. В тот солнечный тихий августовский полдень на площади, что зияла как раной отсутствием статуи основоположника, остановились «жигули». Нахально, в крайнем левом ряду, прямо у краев этой раны, у круга, где десятилетиями возвышался прямой как жердь, не знающий пощады Феликс, вывезенный днями назад на свалку истории. Из «жигулей» выпорхнуло эдакое создание с локонами, в длинном белом марлевом платье по тогдашней моде, которое открывало аппетитные молодые тугие плечи, а вдобавок еще и просвечивало между ног. Создание бродило в сомнении вокруг «жигулей», и ребята из «девятки» насторожились. От этих демократов-горлопанов всего можно ожидать, может, эта деваха их от чего отвлекает? Или фотографирует? Замотались пленки, защелкали камеры, вон сколько этих фотографий — Иванов разглядывал их и припоминал, как он наблюдал сцену из окна. Создание открыло багажник, потом полезло в салон, потом снова в багажник, доставало из него чего-то, раскладывая рядом с «жигулями». Ребят из «девятки» это нервировало, один подозвал милиционера, тот махнул палкой, перекрыл движение на площади, и они вдвоем направились к созданию. Иванову было интересно смотреть тогда этот немой фильм, а сейчас было интересно читать их живенький и незатейливый разговор.

— Девушка, а что вы тут встали, не видели, что ли, знака «Остановка запрещена»?

— У меня сдулось…

— Что у вас сдулось, девушка?

— Колесо сдулось. Ну, шина лопнула…

— Шины не лопаются. Ваши документы, пожалуйста.

— Сейчас, минутку, у меня руки грязные, вы вот в этом отделении в сумочке сами достаньте, пожалуйста.

— Вы уж сами все-таки достаньте. А почему у вас руки грязные?

— Так от домкрата. Он грязный. Мне же колесо надо поменять.

— Вы здесь не можете менять колесо, как вас там по документам, Варвара. Красивое имя.

— Я знаю, что это нарушение. А что же мне делать? Колесо село, я же не могу с площади выехать.

— Вы что, сами колесо менять собрались? Прямо вот? Домкрат, значит, достали, гаечный ключ…

— А что мне делать? — создание развело руками. Этот снимок вышел особенно удачно.

— И сколько вам на это надо времени?

— Ой, не волнуйтесь, пожалуйста, я умею. Не больше минуты.

— Вы, в этом белом платье, колесо за минуту можете поменять? Ха… — Иванов читал и прямо видел, как парень из «девятки» шарил взглядом у девахи в декольте.

— Правда-правда. Вот сами посмотрите. Вот, домкратом уже почти подкачала, главное каблук сейчас не поцарапать. Видите, готово! Теперь надо болты откручивать, это самое трудное. Кстати, молодые люди, помогите, действительно, что я тут… Только первые два оборотика на каждом болте… болту… ну, на каждой гайке сделайте, а дальше я сама…

Парень переглянулся с милиционером. Машины на всей площади по-прежнему стояли. Водители выглядывали из окон, наиболее нетерпеливые повылезали из машин, некоторые подавали реплики.

— Ладно, отойдите, Варя, — сказал парень. — Дайте, я сам. Вы тут все движение на площади застопорили. Устроили, понимаешь, представление.

— Да, могу вас оштрафовать за создание аварийной ситуации, — поддакнул гаишник. — А могу и права отобрать.

— Неправда, вы добрые, только с виду прикидываетесь злыми. Как можно у женщины в пятницу права отбирать? Мне за продуктами в сороковой гастроном, потом домой, котлеты приготовить, сына из школы забрать и сразу на дачу везти. Как же я без прав, сами подумайте? Меня же вся семья хором убивать будет, — сказало создание, а парень из «девятки», думая, как только таким идиоткам все с рук сходит и что такие деятели собираются в своем демократическом движении делать, тем временем уже кряхтел, отвинчивая это гребаное грязное колесо.

Потом они долго потешались над этим случаем. Действительно, баба полная дура, а как всех красиво построила, всех заставила подергаться. И треть управления от работы отвлекла, все на полчаса к окнам прилипли, на ее ноги и плечи голые пялились.

Интересно, поумнела ли она за эти годы? Судя по вывертам — то к олигархам, то от них — не очень. Надо Серегу из посольства попросить ее нынешние фотки скинуть. Небось постарела, раздалась, стала такой международной мегерой в костюмах, туфлях без каблуков и шелковых платках, с крашеными волосами. Он сбросил мейл приятелю. Фотки у того, оказывается, были под рукой. Надо же, очень даже еще! Варя смотрела на него, стоя, видимо, на каком-то приеме в российском посольстве в Лондоне, за ее спиной виднелись кусты посольского садика. Опять белое платье, теперь плотное, простое и очень дорогое, бледно-бежевая мягкой кожи сумка через плечо. Золотистые, блестящие волосы до плеч, а лицо гладкое, практически без морщин, круглые гладкие плечи, загорелые предплечья, золотые часы на запястье руки, поднесенной к шее. Она, судя по всему, слушала невидимого Иванову собеседника, смотря на него широко раскрытыми глазами без улыбки. Забавно. «Ну, посмотрим, как будут развиваться события», — Иванов не без сожаления вышел из программы. Он как будто опять посмотрел на эту Варю из окна… Если бы он еще и знал, что в тот же самый день, совсем из другого окна на Варю смотрел «Берлемон», он, наверное, так быстро не запаролил бы компьютер и не придвинул бы снова стопку материалов по Германии…

До конца месяца Иванов работал без выходных и о Варе больше не вспоминал. Выполнял указания Брюсова, сбивал в добротную предпродажную упаковку материалы по германской агентуре в Москве, вел длинные разговоры с руководителями иностранных корпунктов, с представителями инофирм, еще много с кем… Потом улетел в Берлин, как сказали бы в миру, закрывать сделку. Хороводили они с бээндэшниками долго, те измучили его своим немецким умением заморачивать собеседника в деталях и в, казалось бы, не относящихся к теме разговорах. Но размен все же состоялся, и теперь они сидели в ресторане Reinhard’s Landhaus в Грюневальде, неподалеку от берлинской штаб-квартиры БНД. Иванову было приятно сидеть с умненьким немецким собратом, пить густое красное вино в теплом, вкусно пахнущем уютном зале с обшитыми деревом стенами. Разговаривали ни о чем. Как водится, собрат по профессии интересовался московской погодой, зимними пробками в городе, рассказывал, что его жена стала выращивать помидоры на балконе, надо же, у всех жен какая-то своя блажь, но при этом все они такие одинаковые. Потом они так же вяло и без видимого интереса поговорили о кампании по борьбе с офшорами, о Женеве и Вене, где у них были общие интересы в ЮНЕСКО и в МАГАТЭ, потом немецкий собрат вскользь упомянул Лондон с его Инвестбанком, оба согласились, что банк так себе, дрянь. Вдруг немец спросил, как чувствует себя в банке российский офис.

— Не знаю, а что? — спросил Иванов, слегка напрягшись.

— У вас там интересный представитель. У нее вроде неприятности сейчас, не слышали?

— Не наша тема, — ответил Иванов, напрягшись еще больше, а немецкий коллега уже снова перевел разговор на общие темы, спрашивая его, что думают русские о присоединении ЮАР к группе БРИК и насколько задел Россию нынешний кризис.