Книга Неукротимый, как море - Уилбур Смит

Шантель протянула бокал.

— Ты слышал, что я сказала?

Он кивнул и сделал глоток, прежде чем задать важный вопрос.

— А остальные душеприказчики? Ролло и ллойдовский Пикстон?

Шантель покачала головой и вновь закусила губу.

— Нет, от Ллойда уже нет представителя. Теперь это Сирил Форбс.

— Кто он?

— Глава «Лондон-Европы».

— Ведь это банк Дункана! — запротестовал Ник.

— Но он тоже имеет лицензию на такие операции…

— А Ролло?

— Полгода назад с ним случился сердечный приступ. Он вышел на пенсию, и Дункан поставил на его место одного из новых адвокатов — ты его не знаешь.

— Господи Боже, три человека — и каждый из них представляет Дункана! Да ведь он уже целый год заправляет «Флотилией Кристи» как хочет! Теперь его не остановишь…

— Да, — прошептала она. — Это было наваждение, помутнение рассудка… Сама не понимаю, как объяснить…

— Я бы сказал, у этого наваждения есть другое название. Старо как мир.

Сейчас ему было жаль Шантель. Впервые Ник понял и принял тот факт, что она действовала как марионетка, под управлением неподвластных ей сил.

— Николас, мне страшно… Я боюсь узнать всю правду о том, что натворила… Глубоко в сердце знаю, но боюсь…

— Ладно, выкладывай до конца.

— Больше ничего нет.

— Если будешь врать, на мою помощь не рассчитывай.

— Я старалась проследить за новой структурой компании, но… Ник, она так запутана! «Лондон-Европа» выступает в качестве холдинга, и… и… — ее голос совсем увял, — активы ходят по кругу как карусель, а я не могу ни копнуть поглубже, ни расспросить получше.

— Почему? — нахмурился Ник.

— Ты не знаешь Дункана.

— Потихоньку начинаю узнавать, — мрачно ответил он. — Но послушай, Шантель, ведь у тебя есть право потребовать ответ.

— Давай я тебе еще принесу… — Она легко вскочила на ноги.

— Да я этот закончить не успел…

— Кубик растаял, а ты этого не любишь.

Шантель приняла бокал, выплеснула разбавленное виски и налила свежую порцию.

— Ну хорошо, — кивнул он. — Что еще?

Тут она вдруг залилась слезами. Жалобно улыбалась и плакала одновременно. Не было ни хныканья, ни шмыганья носом, просто слезы медленно выступили на глазах, повисли на ресницах и тяжелыми, как кровь или сырая нефть, каплями поползли по щекам. И при этом она старалась улыбаться.

— Наваждение прошло, Николас. Не так уж долго оно продлилось… Все было как в угаре…

— Сейчас он возвращается домой часам к девяти, — полувопросительно уточнил Ник.

— Да, к девяти…

Он вынул из внутреннего кармашка льняной носовой платок:

— Вот.

— Спасибо.

Шантель промокнула глаза, по-прежнему сохраняя слабую улыбку.

— Николас, что мне делать?

— Созови аудиторскую комиссию, — начал он, но Шантель прервала его, решительно тряхнув головой.

— Ты не знаешь Дункана, — в очередной раз повторила она.

— С этим он ничего поделать не сможет.

— Он может что угодно, — возразила она. — Он способен на все. Мне страшно, Николас, очень страшно… И не только за себя, но и за Питера.

Ник резко выпрямился.

— Питер… Ты хочешь сказать, Дункан способен… физически…

— Не знаю! Николас, я уже ничего не знаю! Я совсем одна и… и запуталась… Ты единственный, кому я могу довериться.

Ник вскочил и принялся мерить шагами комнату, хмуря брови и покручивая в руке бокал, в котором легонько позвякивал кубик льда.

— Ладно, — наконец сказал он. — Сделаю все, что смогу. В первую очередь надо выяснить, какие реальные основания имеются для твоих страхов.

— Каким образом?

— Тебе об этом лучше не знать — до поры до времени.

Он разом махнул остатки виски, и Шантель встревоженно поднялась на ноги.

— Ты уже уходишь?

— Обсуждать больше нечего. Я свяжусь с тобой, когда что-нибудь узнаю. Если узнаю, точнее.

— Я провожу…

В холле она коротким кивком отослала горничную и достала пальто Ника из гардероба.

— Хочешь, дам машину? В пять вечера такси не достать.

— Прогуляюсь, — ответил он.

— Николас, я тебе так благодарна! Я уже забыла, в какой безопасности себя чувствуешь, когда ты рядом…

Сейчас она стояла очень близко; мягкие, припухлые губы влажно поблескивали; в глазах, где до сих пор не просохли слезы, сиял манящий свет. Ник понял, что надо немедленно уносить ноги.

— Я знаю, теперь все будет хорошо… — Она положила изящную руку ему на лацкан, в типичной женской манере разглаживая несуществующую складку, и быстро облизнула губы. — Мы все дурачки, Николас, все до единого. Усложняем себе жизнь… хотя до счастья только рукой подать…

— Ну да, ну да. Трудно распознать свое счастье, когда об него спотыкаешься.

— Прости меня, Николас… Видишь, я в первый раз прошу у тебя прощения. Сегодня такой день, когда многое происходит впервые… Мне очень, очень стыдно за все те мои поступки, которые причинили тебе боль. Всем сердцем хотела бы я стереть прошлое и начать с чистого листа.

— К сожалению, моя дорогая, мир устроен по-другому.

Невероятным усилием воли Ник сбросил путы наваждения и поспешно отступил на шаг. Ведь еще миг — и он прильнул бы к мягким алым губам.

— Позвоню, как только что-нибудь узнаю, — пообещал он, застегивая верхние пуговицы пальто, и распахнул дверь.

Николас торопливо сбежал со ступенек, чувствуя, как щеки заливает румянец от кусачего холода. Как он ни старался, аура женского присутствия не отставала ни на шаг, а кровь ускоренно бежала по жилам не только из-за физического напряжения.

В эту минуту — и с полнейшей убежденностью — он понял, что не относится к тем мужчинам, которые способны по желанию «включать» и «выключать» в себе любовь.

«Вы прямо какой-то весь старомодный…» Слова, брошенные Самантой, ясно прозвучали в голове. Конечно, она права: на Ника наложено проклятие… Так сказать, наброшена сеть, сплетенная из лояльности и прочих эмоций, которые ограничивают свободу его действий. Сейчас он нарушал одно из собственных правил: всегда двигайся вперед. Сейчас он описывал разворот в обратную сторону.

Да, он любил Шантель Кристи всеми фибрами души и почти половину жизни посвятил «Флотилии Кристи». Теперь Ник начинал постигать новую для себя истину: эти вещи не изменятся никогда — он, Николас Берг, вечно будет заложником собственной совести…