Книга Бал для убийцы - Николай Буянов

— Он и в самом деле хороший художник?

— Он гений, — почтительно произнесла девушка. — Еще в училище начал писать шедевр, втайне от всех, даже от меня. Но когда закончит — все ахнут.

И выругаются матом, добавила про себя Майя и невинно спросила:

— Позволительно ли гению растрачивать себя по таким пустякам, как витрины?

Мария пожала плечами:

— Жрать-то хочется.

Художника они нашли довольно легко — тот снимал крошечный полуподвал в бывшем Доме переплетчиков, где ныне ютились под одной крышей какие-то конторы, склад и типография двух рекламных агентств. Непризнанный гений Лева Мазепа подвизался при них в качестве ночного сторожа — то есть лежал, закинув руки за голову, на скрипучем диване, глушил водку и баночное пиво, любовался в зарешеченное окно на женские ножки и бесконечно репетировал свое предполагаемое в будущем интервью иностранным художественным журналам.

Гостей он встретил в обвислых тренировочных штанах и грязной ковбойке без единой пуговицы.

— Что надо?

— Вы Мазепа?

— Допустим. — Он сунул ноги в пушистые тапочки и воинственно задрал вверх куцую бороденку. — Нет у меня ничего, нет, так и передайте.

— Кому?

— Сами знаете. Вы же от нее? От этой суки Веры Никодимовны?

— Да нет, — растерялась Майя, — мы сами по себе. А кто это — Вера Никодимовна?

— А, — он махнул рукой. — Одна ушлая дамочка из худфонда. Засылает ко мне шпионов.

И добавил, покосившись на дверь:

— Я тут кое-что пишу…

— Шедевр? — понимающе кивнула Майя.

Узкое, как у хорька, личико Левы стало злым.

— А говорите, не от нее.

— Честное слово. Нам Мария рассказала.

Он хмыкнул.

— Вон оно что. Машка — телка ничего, только язык без костей. Что она еще наболтала?

— Ничего. Нас, собственно, интересует не картина, а ваши оформительские работы. Те, что были в витринах магазина на Ленинградской.

— А что? — Лева опять заволновался. — Начальство осталось довольно, лицензия у меня в порядке… То есть еще не оформлена, но мне обещали…

— Вы делали фигуры из папье-маше? — перебил Артур.

— Допустим.

— Какие именно?

— Деда Мороза, Снегурочку, само собой…

— Еще?

Он страдальчески задумался.

— Ну, лису с Колобком, Бабу Ягу, Карлсона, Белоснежку… Вроде все.

— Можете нарисовать, что где стояло?

— Попробую.

Лева надолго приложился к горлышку пивной бутылки — было видно, как кадык умиротворенно шевелится, принимая в объятия драгоценную жидкость. Потом после нескольких заковыристых телодвижений вытащил откуда-то помятую бумажку, разгладил ее ребром ладони и неожиданно точно и толково изобразил карандашом план супермаркета.

— Вот тут, где бакалея, Дед Мороз, дальше — Снегурочка, Баба Яга, Карлсон, с краю — Белоснежка… Как живая получилась, — добавил он с гордостью. — Попка, сиськи. Я ее с Машки лепил.

— А что она делала? — спросила Майя.

— Машка?

— Белоснежка. В какой она позе стояла?

— А в какой она позе может стоять? — растерялся Лева. — Это же кукла.

— Я неправильно выразилась. Вы делали для магазина какую-нибудь бегущую фигуру? Ну, куклу, про которую можно было бы сказать, что она убегает? Карлсона, например, или гнома…

Лева озадаченно наморщил лоб.

— Карлсон стоял, руки на животе, сзади пропеллер… А гнома вообще не было.

— А Дед Мороз со Снегурочкой?

— А им-то куда бежать? За водкой разве что.

Майя стушевалась, перехватив насмешливый взгляд. Действительно, глупый вопрос. Глупый-то глупый, возразила она себе, но ведь именно это сказал Гриша, глядя на витрину…

«Убегает…»

Кого он имел в виду, если со своего места ему была видна лишь бессмысленная кунсткамера из папье-маше, бутафорский снег и край подоконника с рекламой «Спрайта»?

— С краю, — пробормотал Артур. — Значит, где «Мясо, рыба» — Баба Яга и Карлсон, а дальше Белоснежка и лиса с Колобком… Мы с вашего разрешения заберем этот листочек?

— Ради бога. Вы точно не из налоговых органов?

— Нет, успокойтесь.

Художника вдруг осенило. Он вцепился в Майин рукав и с голодной истовой надеждой заглянул ей в глаза.

— А может, вы заказик хотите сделать? Ну, что-нибудь оформить, хоть стенгазету… Так мы завсегда, точно в срок и недорого… А?

Она с трудом отцепилась и, оставив причитающего творца в обществе пустых бутылок и банок из-под «Туборга», выбралась на улицу, где ждал Артур.

— По-моему, его «шедевр» — это липа, — сказала она.

— По-моему, тоже, — отозвался он. Помолчал и добавил: — Как и все наши выкладки насчет фигур из папье-маше.

— Но ведь Гриша…

— Гриша еще ребенок, — перебил Артур. — То есть был… Может быть, он имел в виду что-то другое. А мы не расслышали. Или не поняли. А вот факт: Гоц был там, возле магазина. И в нашем подъезде. Этого не опровергнешь.

Они подошли к дому. Знакомый дворик — вытянутый в длину и оттого напоминавший школьный пенал — распахнулся перед ними, заснеженные деревья приветливо кивнули головами, и только крепость с ледяными стенами и двумя угловыми башнями высокомерно проигнорировала пришельцев. Крепость, так и не дождавшаяся штурма…

Артур ничего не сказал — просто открыл перед Майей дверь, и она так же молча вошла, в первый момент не узнав квартиру. Здесь ничего не изменилось, разве что высоченная, под потолок, елка перебралась на новое место жительства: на помойку посреди пустыря. Там их скопился целый лес — жалких, поломанных, еще недавно величественных красавиц…

Ничего не изменилось, однако квартира, несколько дней назад бывшая настоящим детским царством, теперь почему-то напомнила Майе лабиринт. Лабиринт, выстроенный из тех самых вещей и предметов, разбросанных по полу: безвольной мягкой фауны на синтепоне, роботов, пазлов и кубиков «Лего». Вот только разбросаны они были по-другому: слишком аккуратно, слишком целомудренно, как девятилетний мальчик никогда бы не разбросал…

— Это мы с Лерой, — смущенно пояснил Артур. — Перед поминками складывали Гришино хозяйство в шкаф. Сложили — пусто стало, как в склепе. Лерка расплакалась, вытащили назад.

— Ты и сам тоже… — заметила Лера из кресла перед неработающим телевизором. — Здравствуйте, тетя Джейн.

Майя подошла, взъерошила ее короткие, под мальчика, волосы.

— Как ты себя чувствуешь? Прости, глупый вопрос.