Книга За колючкой – тайга - Сергей Зверев

Зона убивает мысль, очерчивает интересы малым кругом и называет идеалом свободу перемещения.

Нет, он ждал не этого. Если полковник письмо отправил, то оно еще месяц назад дошло до адресата. Какой срок установлен для Генпрокуратуры на производство проверки? Месяц? Он уже не помнил. Из головы постепенно выветривались знания, без которых ранее он не представлял нормальное существование. Все осталось там, за спиной, в зале Старосибирского областного суда.

Сколько будет идти ответ обратно? Месяц? Два? Все может быть. А пока Хозяин, недополучая кровные, копит ярость и даже не пытается это скрыть. Признаться честно, Андрей не понимал, почему так долго ему удается держать полковника под уздцы. У того явно недоставало образования, в противном случае он уже давно бы вышел на Вику, на нотариуса и признал сделку незаконной. Нотариус объяснял в кабинете Хозяину, что этот договор ничтожен с момента подписания, но тот, веруя в свои силы, склонился к мнению Литуновского о том, что обязанности по договору вместо Андрея Алексеевича будет исполнять его супруга.

А какие обязанности она должна исполнять, если единственное, что должен был сделать Литуновский, это построить аппарат для сбивания шишек? Все остальное непосильным грузом ложилось на плечи другой стороны. После двух часов разговоров Литуновский подписал бумаги, чтобы поставить полковника в неудобное положение перед начальством, Хозяин чиркнул «Паркером», потому что надеялся угробить зэка и заняться делом, а нотариус поставил свою печать, чтобы побыстрее убраться из сумасшедшего дома, где ему пришлось исполнять свои нотариальные действия. Литуновский знал, что делал, когда скалил в улыбке щербатый рот и глупо шутил при нотариусе, что «отсюда многие не улетают». Хозяин, не понимая того, Литуновскому «подыгрывал», настаивая на удостоверении договора.

«Да пошли вы все к черту!» – читалось на лице нотариуса, когда он прижимал к листам печать и быстро ставил закорючки. Теперь, наступи такая необходимость, удостоверитель сделки мог заявить, что вместо зэка договор заключала его жена – свободный, на всякий случай, человек, а Литуновский в любое удобное время мог донести на полковника о его корыстной службе на благо отечеству. На поверку вышло лучше. Нотариус сообщил Вике, а та нашла грамотных юристов. Теперь мало того, что Кузьма Никодимович на крюке, он еще и приплачивает.

Однако понятно, что долго так продолжаться не может. Вику Хозяин не достанет при всем желании, но вот когда кто-нибудь ему подскажет, что он дурак, и посоветует, как правильно обратиться в суд, нет сомнения в том, что договор похерят. И тогда для зэка наступят страшные времена. Цунами оттягивалось долгие месяцы и сейчас, освобожденное от стопорящего фактора, обрушится на слабую голову заключенного № 72555. Припомнится и первый побег, и второй, и взбучка от руководства «семерки», и учения, и проверка. И «шишкобой» Хозяин не забудет. И увеличивающиеся в арифметической прогрессии финансовые потери. На один кедр положит, вторым придавит: несчастный случай.

Словно никто не замечал условий, в которых жили и валили бесконечный лес заключенные. После побега Литуновского приезжала комиссия, проводилась проверка, однако уехала она, оставив все как есть. Когда в здании администрации работал генерал из «семерки», из барака зачем-то вывели Зайца, Сявку и под конвоем сопроводили к проверяющему.

– Зачем водили? – спросил Бедовый, когда оба зэка вернулись в барак, а вертолет завис над плацем, готовый уйти в сторону Красноярска.

Сявка по собственной непроходимой глупости объяснить ничего не мог, зато Заяц, прирожденный оратор, смирившийся со своим унизительным барачным статусом, поведал занимательнейшую историю.

– А скажите, заключенный, – вопрошал генерал в компании двоих полковников из УИН, – сколько свиданий вы имеете?

– Три краткосрочных и три длительных свидания в течение года, – просто отвечал Заяц.

– И кто к вам приезжал последним?

– Последней была мама, – грустно, вспоминая счастливые часы пребывания близкого человека, говорил Заяц. – За пять дней до вас уехала.

– А корреспонденцию вы получаете? – продолжал доверительную беседу генерал.

– А как же? – удивлялся Заяц. – Года не проходило, чтобы не получал четыре посылки и четыре бандероли. Без сала, конфет и витаминов здесь было бы очень трудно. Цинга, простуды…

– А что, разве ваш доктор не справляется?

– Ой, как справляется, – заверял Заяц. – Благодаря ему и не болеем. Заботливый такой, иногда даже неудобно бывает к нему обращаться. Вот так, засадишь занозу в палец и не идешь. Стыдно, стыдно человека отвлекать. Скольких уж от недуга спас…

– А фильмы вам показывают? – не унимался генерал.

– А как же?! – с придыханием выпалил Заяц. – Раз в неделю, стабильно. Последний фильм был режиссера Тарантино. «Забить Билла».

– Неплохо, – заметил, повернувшись к Хозяину, проверяющий. – Я еще с семьей не видел, а ваши подопечные уже посмотрели. Не понимаю… Уголовно-исполнительное законодательство соблюдается неукоснительно. Почему от вас бегут, Кузьма Никодимович?

– Отовсюду бегут, – потупил взор Хозяин. – А что Литуновского касается… Не переводили бы вы его от меня, в соответствии с тем же законодательством. Должны мы с ним общий язык найти, должны.

На том беседа закончилась, и когда вертолет поплыл над кронами кедров, Бедовый мягко сел на кровать и с ядом в голосе заметил:

– Заяц, меня мучают смутные сомнения. Откуда зэк, такой, как ты, может так хорошо знать свои права? И какого черта ты, скотина, лгал? Ты сколько посылок за прошедший год получил? Если мне не изменяет память, одну. А кое-кто не получает даже писем (он даже не смотрел на Литуновского, но тот точно знал, о ком речь).

Заяц вздохнул.

– Анатолий, перед генералом меня к себе завел Хозяин и заставил запомнить несколько цифр. За каждую ошибку он обещал наградить меня пятью сутками карцера.

На это смотрящий резонно заявил, и при этом снова не заострял внимания на конкретном лице, что минувшие события безошибочно указывают на возможность ошибиться в подобной ситуации восемнадцать раз и при этом остаться относительно невредимым.

Девяносто суток. Ровно столько просидел в ШИЗО Литуновский. И на этот раз Летун отреагировал. Сказал тихо, но внятно. Уверенно и безнадежно:

– Ерунда.

– Что ерунда? – не понял Бедовый.

– От правды Зайца ничего бы не изменилось. О каком кино и бандеролях может идти речь, если сразу же после суда меня должны были направить для отбывания наказания в еще более тяжелые условия? Поскольку более тяжелых, помимо особого режима, нет, то я обязан был оказаться в тюрьме. Отпариться там года два-три, после чего снова возвратиться на «строгий». Но уже не сюда. А я по-прежнему здесь. Так что Заяц правильно сделал. Не изменилось бы ничего.

И, подбив под голову ватную подушку, отвернулся.

Бедовый некоторое время сидел в раздумьях, потом махнул Зайцу: «Вали отсюда!» и так же молча улегся на нары. Но на этом разговор не закончился.