Книга Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том 1 - Борис Яковлевич Алексин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В последующие несколько дней жизнь медсанбата особенно не изменилась. Люди втянулись в работу и выполняли её как бы уже по инерции, механически. В обработке раненых, особенно имевших лёгкие ранения или средней тяжести, Алёшкин и Картавцев, по очереди возглавлявшие бригады, приобрели большую сноровку, и в смену через их руки проходили иногда до 120 человек. Тяжёлых раненых, особенно с ранениями в живот (их было не очень много), чаще всего оперировали доктор Бегинсон и Ивановская. Сравнительно близко от батальона, в двух-трёх километрах, стояли полевые госпитали № 27 и № 21, и тяжёлых, большей частью без обработки, а иногда даже без выгрузки из машин, Сангородский переправлял туда.
Между прочим, Пальченко, начальник аптеки, сопровождавший откомандированных врачей, при возвращении сказал, что все они назначены в эвакогоспиталь № 74, вновь созданный и размещённый в здании бывшего Лесного инженерного института, за исключением доктора Башкатова, который был сразу помещён для лечения в клинику Военно-медицинской академии.
Вскоре в батальоне стало известно, что приговор трибунала в отношении Васильева командующий Невской опергруппой не утвердил, заменив его 10 годами заключения с отбытием срока наказания в штрафной роте в качестве рядового бойца. Многие из врачей батальона никак не могли себе представить, как это можно пробыть в штрафной роте 10 лет. Неужели война будет длиться 10 лет? А что делать в штрафной роте в мирное время?..
Как-то вечером, во время небольшого перерыва в поступлении раненых, несколько санбатовцев, в том числе и Борис, сидели у печки в сортировке, «председательствовал» Сангородский. Вообще, он умел привлечь к себе людей, и врачи, пожилые и молодые, охотно собирались вокруг него, чаще всего в сортировочной палатке, но даже и просто на улице. Все с удовольствием слушали разные забавные истории и анекдоты, которых он знал великое множество и рассказывал с неподражаемым умением. Правда, недавно у него появился соперник — следователь, майор Цейтлин. Случилось так, что по некоторым причинам, о которых мы расскажем позже, он оказался прикреплённым к батальону, встал на довольствие и почти год жил в нём. В тот вечер, о котором идёт речь, Цейтлин только что прибыл в медсанбат и за неимением другого места пока поселился в сортировке. Собравшиеся врачи упросили его рассказать о том, что значило пребывание в штрафной роте, расспрашивали и о положении на фронте дивизии. До сих пор об этом можно было судить только из отрывочных рассказов раненых, которые, как правило, отличались большим субъективизмом, и очень часто бывали далеки от действительного положения вещей.
Иосиф Абрамович, так звали Цейтлина, рассказал, что после очень скудной артиллерийской подготовки (не хватало боеприпасов), используя самые разнообразные плавучие средства (лодки, плоты и даже просто брёвна), 65-я стрелковая дивизия, 2-я морская бригада и ещё какие-то части сумели форсировать Неву в районе Невской Дубровки, от которой осталось только одно кирпичное здание какого-то завода, и захватить на том берегу небольшой плацдарм. Правда, при этом форсировании дивизия почти полностью потеряла свой 50-й стрелковый полк, но два других, хотя и с большими потерями, обосновались на крошечном пятачке длиной от одного до полутора и шириной до четырёх километров по берегу Невы. Пятачок этот простреливается пулемётным и миномётным огнём вдоль и поперёк. Но переправившиеся части, вырыв окопы полного профиля, ходы сообщения, устроив блиндажи, используя оставшиеся части построек посёлка, крепко держали оборону и больших потерь не несли. Однако расширить занятую территорию не было никакой возможности — немцы охватили этот пятачок кольцом своих оборонительных сооружений и буквально не давали поднять головы.
По приказу командующего Невской группировкой первый эшелон штаба дивизии вместе с командиром и комиссаром находились на этом пятачке. Артполк и все тыловые части стрелковых полков и дивизий располагались в большом сосновом лесу на правом берегу Невы, они несли значительные потери от миномётно-артиллерийского обстрела. Особенно много людей погибло во время переправы через Неву, когда переправлялись на левый берег в передовые части военнослужащие, боеприпасы и продовольствие и когда обратно с пятачка увозились раненые. Конечно, переправа происходила ночью, но немцы без конца пускали осветительные ракеты.
По словам Цейтлина, из 11–12 лодок, пересекавших Неву, невредимыми до другого берега достигали едва ли две-три, остальные прибывали полузатонувшими или полностью тонули, и тогда перевозимые ими люди, если они не погибли сразу, добирались вплавь.
Самым опасным местом в дивизии считалась именно переправа, поэтому на обслуживание её, помимо сапёров, занимавшихся починкой лодок, устройством плотов и т. п., назначили штрафную роту, люди которой служили перевозчиками. И, как говорил Цейтлин, если удастся такому перевозчику переправить свою лодку или плот раза три-четыре подряд и при этом остаться живым и не раненым, это считалось большим счастьем.
Объяснил он также и то, что по существующим законам пребывание в штрафной роте продолжается до первого ранения, выводившего бойца из строя, после чего он из разряда штрафников отчисляется и, если поправится, то в дальнейшем свою службу несёт в обычной части. А некоторым, наиболее отличившимся, после ранения даже возвращалось и имевшееся у них до того звание.
— Но, — уточнил он, — таких счастливчиков, которые после ранения могли бы опять служить в строю, бывает, как правило, не больше 10 %. Остальные или гибнут на месте, или получают тяжёлые ранения и по выздоровлении становятся инвалидами.
Он рассказал, что однажды по приказанию прокурора был на том берегу, и хотя переправа для него окончилась благополучно, пребывание даже в блиндаже командного пункта дивизии в течение 12 часов, которые он там провёл, показались ему кошмаром. Обстрел пятачка немцы не прекращали в течение дня ни на минуту,