Книга Князь мертвецов-2 - Илона Волынская

плащом никто не узнает!

- Пусть докажут! Митька меня в этом плаще на бабайковском подворье видел – и молчал, потому что доказательств никаких!

- Тебя все видят! Тебя везде видят! Боже, зачем ты послал мне сына-идиота! – и снова пощечина.

- Прекрати меня бить! Ты не лучше! Ты говорил, что все получится! И про Бабайко так говорил, и про варягов! Ты говорил - за нами сила! Обещал, тебя наместником сделают! Все рудники и заводы нашими будут! «Такой куш, такой куш!» И что? Удираем теперь?

- Да, удираем! - к звукам перебранки прибавился звук торопливых шагов - похоже, увлекшиеся взаимными упреками собеседники вспомнили, что они действительно удирают. - Скажем, что уехали в имение еще вчера. Анна подтвердит - куплю ей новую побрякушку. Слуги болтать не осмелятся. Против нас только фонари, которые мы поставили, но, если твердо стоять на своем... - шаги совсем приблизились, и из-за угла почти бегом выскочили двое. Первый остановился так резко, что торопящийся за ним следом второй с размаху врезался ему в спину, охнул, выглянул из-за плеча и закричал, содрогаясь от ненависти:

- Ты же был мертв! Он был мертв, отец, клянусь тебе, я видел, как он упал, я ...

- Право же, не так громко. После битвы, знаете ли, хочется тишины, - не переставая в манере ротмистра Богинского разглядывать собственные ногти, Митя чуть поморщился - то ли шум раздражал, то ли состояние ногтей не нравилось. И правда, два, вон, вовсе ободрал - до живого мяса! И больно, и ужасный mauvais tоn. - Не сердитесь на Алексея, Иван Яковлевич, он и правда старался. У него даже почти получилось - не его вина, что некоторым смерть ничуть не мешает в жизни. Даже помогает.

- Если тебя городское быдло не добило, так я сейчас закончу! - взвизгнул Алешка Лаппо-Данилевский, выхватывая из-за пазухи паро-беллум. Палец его дернулся на курке...

Алешку прибило ведром. Оно грохнулось сверху, по касательной долбануло его по голове, отлетело и загремело по мостовой. Алешка пошатнулся, рука с паро-беллумом пошла вниз, пуля ударила в булыжник, со звонким клацаньем отрекошетив в сторону.

Двигаться Митя начал раньше, чем Алешка сунул руку за отворот сюртука. Нырок вниз, длинный шаг и появившийся в его руке пожарный топор черенком с силой толкнул Алешку в грудь, опрокидывая того на мостовую. Лезвие топора прижалось Алешке к горлу, а ногой Митя наступил ему на грудь, придавив к мостовой. Тот рванулся и замер, опасливо косясь на сверкающую у самых глаз сталь.

- Ничего не скажешь, удобств и выгод в таком оружии немало, - косясь на ведро, себе под нос пробормотал Митя - под его взглядом ведро исчезло. - Но все равно как-то по-плебейски, - и уже в полный голос бросил выхватившему паро-беллум Лаппо-Данилевскому. - Не стоит, Иван Яковлевич. Я, конечно, понимаю, что от такого, как вы выражаетесь, идиота-сына не грех и избавиться ...

- Мразь! - прохрипел Алешка. - Поганый ублюдок!

- Но не рассчитываете же вы справиться там, где проиграли фоморы? - не обращая внимания, мягко продолжил Митя. - Да и сами вы недалеко ушли от сынка ...

- Простите? - ледяным тоном переспросил Лаппо-Данилевский. Паро-беллум он не опускал, мечась глазами между топором у горла сына и стоящим над ним Митей.

- Вряд ли в этой ситуации вам стоит надеяться на прощение, - вздохнул Митя.

- Не понимаю, о чем вы говорите, - ледяным тоном бросил Лаппо-Данилевский.

— Это, знаете ли, пока вы против подданных отечества нашего злоумышляли, можно было рассчитывать на недостаточность улик или поддержку покровителей. А к делу о государственной измене подход иной будет. О ваших денежных затруднениях известно многим, так что причину предательства искать не придется. Неужто и впрямь надеялись, что фонари, выставленные руной призыва, и массовое кровавое жертвоприношение удастся выдать за случайность? Да и Алешку видели: в той самой пещере, где он сговаривался с лазутчицей фоморов. Собирались поставить там пару фоморьих фонарей и подготовить «засадный полк»? Ударили б на город не только изнутри, но и снаружи? Любопытно, кого в жертву готовили? – Митя поглядел на Алешку, на старшего Лаппо-Данилевского и устало покачал головой. - Впрочем, нет, не любопытно. Неплохой план, как и все иные ваши планы. Даже удивительно, что при такой предусмотрительности они всегда заканчиваются неудачей, - равнодушно добавил он.

— Это все ты! - корчась у Мити под ногой, прохрипел Алешка. - Я же говорил тебе, отец, что в пещере был варяжский драккар! Невидимый! Он сбежал, а потом стрелял по нам, а потом привез на склады железо. А ты все - болван, болван! А я не болван — это все он! И с Бабайко, и с варягами - да он на все способен!

- Благодарю. Даже лестно, - хмыкнул Митя. - Хотя я способен на большее, чем быть злым роком провинциального дворянского семейства.

- Надеетесь на Кровную родню? - хмыкнул Лаппо-Данилевский. - Не стоит так уж верить, что они по-прежнему будут держать в руках всю власть в империи - слишком уж многим они мешают!

- Фоморам? Варягам? Вам, Иван Яковлевич?

- Я не собираюсь обсуждать с мальчишкой придворную политику! - Лаппо-Данилевский высокомерно вскинул голову. - И напрасно вы с вашим батюшкой надеетесь выслужиться! Какие еще жертвоприношения? Всего лишь неумные фантазии полицейских. Еврейский погром - обычное дело, этой нации не впервой возбуждать против себя негодование честных христиан. В конце концов, они Христа распяли! Ваше свидетельство, что бы вы там ни видели, не стоит ничего: вы просто клевещете, желая помочь батюшке в карьере. Да и как вы могли что-то видеть или слышать - неужто с невидимого варяжского драккара? Любопытно, любопытно, откуда бы вам знать, где он, тот драккар? А не вы ли и привели находников в город? Или ваш батюшка? Все же он человек небогатый, из низов, а железо – изрядный куш и соблазн для вчерашнего мещанина. Да и с фоморами не все чисто. Верно ли я слышал, что их предводитель, с которым будто бы сговаривался мой сын – на самом деле гувернантка Шабельских?

При этих словах Алешка захрипел - Митя даже мельком глянул, не перерезал ли ему, невзначай, горло.

- Эта уродина?

- Так все фоморы отнюдь не красавцы, - пробормотал Митя. - По сравнению с иными мисс Джексон весьма мила.

— Значит - верно? Надо же, а мы и не