Книга Незнакомец - Евгения Стасина

– Я его домашний адрес не знаю. Пыталась растолкать, а он только мычит в ответ. Пришлось с собой взять.

Не матери же его сдавать, ведь пусть это вполне логично, но вновь встречаться с Мариной я желанием не горю. Боюсь память услужливо мне подсунет под нос отвратительные картинки: чужие руки на её раздувшейся талии, тонкие губы, беспорядочно разгуливающие по её влажным щекам… Даже сейчас от одной мысли об этом в дрожь бросает:

– Выручай, раз уж приехал… Зачем, кстати?

Не воскресенье же… А если обойти ухоженного Ванькиного коня и заглянуть в багажник, наверняка без проблем отыщу в нём дорожную сумку.

– Тоскливо стало, Рождество как-никак. Решил, а смысл до выходных ждать? Вон, даже еды навынос взял… Хотя стоило догадаться, что ты ни одного вечера без приключений не можешь! Прогонишь теперь?

– А ты моего найдёныша до квартиры дотащишь? – перехожу на шантаж и вздыхаю с облегчением, когда пусть и нехотя, но Ванька всё-таки кивает. С тяжёлым вздохом открывает пассажирскую дверь, легко поборов сопротивление, подхватывает перебравшего гостя подмышки и, больше не задавая вопросов, к подъезду тащит. Легко так, словно весу в моём Незнакомце не больше двадцати килограммов.

 Не кряхтит даже тогда, когда карабкается с ним по лестнице, обтираясь своей курткой о разрисованные подростками стены. Только в прихожей, когда и Глеб приоткрывает глаза, с трудом пытаясь сфокусироваться на наших уставших лицах, с облегчением выдыхает, усадив свою «поклажу» на обувную лавку:

– И куда его?

– В зал. Я сейчас ему постельное застелю, дай только обувь снять…

– Может, ещё пижаму на него натянем? Не глупи, и так сойдёт, – с трудом дождавшись, когда дорогие итальянские ботинки упадут на прорезиненный коврик у моей двери, мужчина заставляет гостя подняться и словно мешок с картошкой бросает его на мой диван. – Покрывало сверху кинем и нормально… Чёрт, и в кого ты у нас такая малахольная?

– В бабушку, – выдаём синхронно и, обменявшись слабыми улыбками, в прихожую выходим.

Всё. Выдохнуть можно... а не получается никак. Ведь обманула я Ваньку – мне крепкий сон Незнакомца только на руку. Едва оказалась с ним один на один в пустом салоне, и страх запустил свои холодные пальцы прямиком в мою душу – чужая тайна нормально дышать не даёт. От одной мысли о предстоящем разговоре в панику впадаю… Даже сейчас, когда и говорить не нужно и брат, огромной стеной, за которой я могу чувствовать себя в безопасности, возвышается рядом. Смотрит на меня с явным осуждением, лениво молнию на куртке расстёгивает…

– Ну, теперь-то объяснишь? – бегунок послушно вниз скользит, а у меня от этого скрежета мурашки по рукам… – Саш, у него же жена есть. Беременная, на минуточку!

Или от этих слов я зябну? Пальто до сих пор не сняла, а холодно так, слово голая на декабрьском ветру оказалась. И обнимать себя за плечи бессмысленно, и убеждать себя в том, что я всё сделала правильно бесполезно – укор в Ванином голосе никаких шансов мне не оставляет. Прочищаю горло, почти не двигаясь, пока заботливый брат стягивает с моей шеи объёмный шарф, и, тяжело вздохнув, признаюсь:

– Нет у него жены. И брата, похоже, тоже нет…

Всё, во что я так упорно верила за нас двоих – всего лишь обман. Обман, который никак не укладывается в голове: картинки перед взором мелькают, а понимания ноль. Пусто. Потому что лишь одна мысль криком кричит – раньше всё было проще. Безболезненнее, что ли? Не для меня, терзаемой чувством вины, а для моего Незнакомца, что мирно сопит в паре метров от нас, и даже не подозревает, как круто изменится его жизнь уже завтра утром. А она изменится непременно… Как и он сам… Ему выбора не оставили – такая правда ещё никого счастливым не сделала.

– Вань, я тебя на свою кровать уложу, – отмираю, непослушными пальцами расстёгивая пуговицы, и, сбросив с плеч тяжёлое пальто, на скамейку сажусь.

– А сама как же?

– На раскладушке, – один чёрт уснуть мне сегодня уже не удастся. – Ты только за вещами своими сбегай. И пакет с едой не забудь, я сегодня ничего не готовила.

Не до этого было: весь день к страшной пытке готовилась, а пытать меня, похоже, никто и не собирался… Брат вновь привычно хмурит брови, покосившись на прикрытую дверь гостиной, а я губу закусываю:

– Иди, не съест он меня.

Безобидный. Скорее я ему сердце разобью, едва вывалю на него неприглядную правду: его прошлое, действительно, стоило позабыть. Закопать под толстым слоем песка и никогда не вооружаться лопатой.

– Иди, и ключи не забудь, – выпрямляюсь на ногах, сама протягивая мужчине металлическую связку, и прежде, чем он успевает переступить порог, в ванную ретируюсь. Не знаю, от него ли спасаюсь, или от внезапно вернувшегося ко мне квартиранта, но своё отражение в зеркале  разглядываю долго. Так долго, что искры из глаз летят: мои бледные щёки расплываются перед взором, волосы, слегка влажные от растаявшего снега, бесформенным пятном растекаются по плечам… Тянусь к расчёске, вознамерившись  хотя бы их привести в порядок, раз с остальным у меня до сих пор не клеится, но прежде, чем касаюсь пальцами гребня, от звука дверного звонка вздрагиваю. Пронзительного, словно сирена, предупреждающая об опасности, разрывающего тишину. Ведь ничего хорошего за дверью меня не ждёт – у Ваньки есть ключи.

* * *

Глупо это –  надеяться, что за наглухо запертой металлической дверью мне удастся отгородиться от всех проблем. В миллион раз глупее – верить, что стоит мне только зажмуриться, до боли впиться ногтями в собственные ладошки, и образ взволнованной женщины, безостановочно выжимающей кнопку дверного замка, тут же развеется в воздухе. Растворится, исчезнет и оставит после себя лишь следы от ботинок на не мытом полу в подъезде…

Не бывать этому. Не сейчас, когда, размазывая слёзы по побелевшим щекам, Марина в отчаянии ударяет кулаком по двери, и, привалившись плечом к грязной стене, молит:

– Я же знаю, что вы дома. Я просто хочу объяснить…

Не дышу. Почти не двигаюсь, но даже не сомневаюсь, что стук моего сердца слышен сейчас всей округе. Слышен ей – бледной, уставшей и совершенно разбитой осознанием неминуемого конца. Ведь иначе, не проделала бы этот путь, не тарабанила бы в дверь, грозясь в любое мгновение перебудить моих соседей… Не рыдала бы так отчаянно, вынуждая кровь в моих жилах леденеть от тех мук, что так легко читаются на её лице.

Вздыхаю, обеспокоенно оглядев прихожую, в которой уже не скрыть следы пребывания Глеба, и, взяв себя в руки, решительно проворачиваю замок. Он щёлкает непривычно громко и заставляет сердце испуганно сжаться под плотной тканью простого трикотажного платья… А как иначе, если женщина тут же впивается пальцами в мой рукав?

– Саша… Я боялась, что вы не откроете, – шмыгает носом, торопливо мазнув по щеке свободной ладошкой, и без всякого приглашения, решительно переступает порог. – Вы так быстро уехали… Даже не дали мне  шанса всё объяснить!

А был ли смысл? Ведь, как ни крути, объясняться она должна не со мной… Со своим  мужем, что прямо сейчас устроился на моём диване: забросил руку за голову, смял старенький плед, подложив его себе под бок, и под довольное урчание истосковавшейся по нему Зефирки, мирно сопит, не ведая, какая драма разворачивается в моей прихожей.