Книга Записки датского посланника при Петре Великом. 1709–1711 - Юст Юль

10-го. По случаю своих именин [дня рождения] царь задал в петербургском кружале пир, на который позвал между прочим меня и польского посланника Фицтума. На Неве «Лизета», та шнява, которой командует сам царь, была расцвечена по всем мачтам, реям и такелажу различными флагами, вымпелами и гюйсами. Выше всех, на грот-мачте, (развевался) русский желтый штандарт. Всех флагов на «Лизете», насчитывалось до 40, а вымпелов приблизительно 160.

На пиру этом я заметил, что князь (Меншиков), который тоже там присутствовал, вопреки выданному им обязательству снял с себя орден Слона и опять надел орден Святого Андрея, носимый через правое плечо. Не ограничившись этим одним разом, (князь) впоследствии принял за постоянное правило носить (датский и русский) ордена поочередно, через день, оставляя дома тот из них, которого в данную минуту не надевал. Он полагал, что таким образом выполняет свое письменное обязательство. Что касается польского и прусского орденов, Белого и Черного орла, то их он носил постоянно в петлицах своего кафтана, как при ордене Святого Андрея, так и (при ордене) Слона, и (только) два последние никогда не надевал одновременно. Я испытывал крайнюю досаду, видя такое попеременное ношение князем названных орденов и ту равность, которую он между ними устанавливал. Но я ничего другого не мог (сделать), как только донести об этом (своему) двору, ибо для интересов королевской службы было крайне невыгодно поссориться с человеком, который, пользуясь столь великой милостью у царя, мог причинить большой вред. Итак, я должен был смотреть на это сквозь пальцы; впрочем, обязательство я с него взял, а это была единственная вещь, которую я обязан был сделать до передачи ему ордена.

За (обедом) этим царь попросил меня поблагодарить от его имени моего всемилостивейшего государя и короля за милость, оказанную ему слуге пожалованием ему ордена[242].

Опишу здесь кстати царский орден Святого Андрея. Носится он на голубой ленте, шириной в ладонь, через правое плечо, и (представляет) черного эмалированного орла с распущенными крыльями и тремя коронами над (головами), (то есть) русский герб. На груди у орла белое эмалевое (изображение) Святого Андрея, распятого на кресте. При (ленте), на правой (стороне) груди, носится звезда с красным полем, белым посреди его андреевским крестом и круговой надписью: «За веру и верность».

(Сам) царь, для сбережения ленты, надевает (Святого Андрея) только на большие торжества. Нередко и русские вельможи, пожалованные этим орденом, не надевают его, а носят вместо него, в петлице кафтана, на голубой ленте, маленькую голубую эмалированную золотую пластинку с эмалевым (же) изображением благого андреевского креста. Вообще замечается большая разница между принадлежащими различным лицам лентами, звездами и орлами (Святого Андрея), ибо покамест, ввиду недавнего учреждения ордена, никаких твердых правил насчет его (знаков еще) не установлено.

Царь (учредил орден), чтоб сравняться в этом отношении с другими европейскими государями. Выдумал (он) его в 1698 г.

Орден, основанный польским королем лет шесть тому назад, (тоже) различается в своих знаках. (Король) пожаловал его князю Меншикову, великому канцлеру и вице-канцлеру. Меншиков и Головкин носят его вокруг шеи, на груди, на красной ленте. Это, (собственно), красный эмалированный крест. (У того, который принадлежит Меншикову), концы соединены между собой четырьмя маленькими полосками, усаженными алмазами, (а) посредине, на эмалированном красном кругу, изображен белый орел с распущенными крыльями. Головкинский крест широк; концы его, немного зарезанные внутрь, углом, образуют восемь одинаково длинных шпильков, заканчивающихся каждый алмазом. Весь (крест) покрыт сплошь красной эмалью. Посередине большой белый эмалированный орел с распущенными крыльями, а на груди (его), в красном кругу, белый эмалированный крест.

На пиру в кружале провозглашались разные чаши. Первую поднял сам царь, посвятив ее «Божьей милости».

После того как мы пообедали с царем в кружале, весь двор перебрался в дом князя (Меншикова), куда явилась также любовница царя, Екатерина Алексеевна, (а равно) и принцессы с их свитой. Тут снова весело кутили, пили и танцевали. С царем князь обращался крайне вольно. Царь к нему так сильно привязан, что сам (про него) говорит: «Без меня князь может делать что ему угодно; я же без князя никогда ничего не сделаю и не решу». Сверх многочисленных имений в (самой) России, царь пожаловал (Меншикову) и герцогство Ингерманландское, на именины князь подарил царю 100 000 рублей деньгами и, кроме того, 28 восьмифунтовых металлических орудий, отлитых по его (Меншикова) распоряжению в Нарве. С другой стороны, тайный советник Мусин-Пушкин[243] подарил царю 20 000 рублей. (Этот Мусин-Пушкин) единственный из здешних придворных, получивший образование и умеющий, хотя и неважно, говорить по-латыни.

11-го. Я был зван кушать к князю Меншикову. Там мы получили из-под Выборга весть, что (сооружение) батарей (вокруг города) окончено и что на следующее утро (осаждающие) примутся бомбардировать (крепость) и разрушать (ее) стены.

Накануне царь пожаловал вице-канцлера Шафирова в бароны.

12-го. От герцога Фридриха-Вильгельма Курляндского[244] прибыло три посланца: его гофмаршал monsieur Renne[245], его надворный советник monsieur Louw[246] и камер-юнкер monsieur Rathlow. (При них) есть секретарь. Целью (настоящего посольства) было заключение договора о браке между герцогом и второй царской племянницей, принцессой Анной, которой герцог сделал предложение.

13-го. Сказанных трех курляндских посланцев водили к царю, (которому они), чрез посредство начальника адмиралтейства Кикина, предъявили порученное им дело. Толмачом (при переговорах) между ними был один из царских слуг.

16-го. У меня были курляндские посланцы и (таким образом) первые посетили меня. Хотя они и старались выдать себя за посланников, в расчете получить от меня и других (представителей) первый визит, но неудачно, (так как честь) эта им не полагалась.