Книга Данте - Гай Хейли

Эгида Диамондо

Система Криптус

В личном библиариуме лорда-командора на борту «Клинка возмездия» хранились тысячи томов. Многие из них, уникальные, скопировали вручную с давно сломанных устройств хранения данных. Самыми драгоценными из этих сокровищ были «Свитки Сангвиния» — девяносто девять свитков с сокровенными мыслями примарха, записанными его собственной рукой. Оригиналы остались в подземельях Мареста, защищенные от распада мощными стазис-полями. Существовало всего пять копий. За свою долгую жизнь Данте пользовался оригиналами всего три раза.

Сейчас лорд-командор сидел за большим столом в своих красных и золотых одеждах. Он уже многократно перечитывал слова Сангвиния, и копия немного истерлась. К одному отрывку Данте обращался чаще, чем к другим. Пальцы двигались вдоль строк, мягкие бархатные перчатки защищали пергамент от грязи.

«Я боюсь того, что предвижу, — писал примарх. — Тьма видений преследует меня, мне нет утешения. Описанные мною последствия нашей победы воистину ужасны, и все же есть нечто такое, что я не в силах записать, видения настолько темные, что мое сердце наполняется отчаянием.

Без сомнения, мечты моего отца мертвы. Нас ожидает вечность войны и страданий, которые разобьют сердце Императора. Он никогда не подавал виду, что видит наше близкое темное будущее. Он знает? Я не верю, что нет. Мой дар, если его можно так назвать, происходит от Императора, чье предчувствие сильнее, чем я могу себе представить. Я вновь и вновь спрашиваю себя: всегда ли он предвидел случившееся? Или его, как и меня, оно застало врасплох? Светлое будущее, которое я ждал прежде, сожжено дотла, а на его месте восстает скверна. Я проклинаю тебя, Хорус, проклинаю во веки веков.

Я слишком часто пишу про это и все еще не нашел ответы. Вместо них я запишу свой вчерашний сон. Он принес мне нежданное утешение, а потому заслуживает записи».

Данте развернул свиток, открывая следующую страницу.

«Наступят дни Великой тьмы, когда человечество умрет и все огни мира погаснут, и надежда разлетится в прах. Мне снилось, что я стою на равнине из черного песка, усыпанного бриллиантовыми звездами. Был великий голод, который пронизывал и время, и пространство, более ужасный и всепоглощающий, чем жажда, которая преследует моих сынов. Голод поднялся с ночного востока и поглотил спутники Ваала, что пересекали незнакомое небо. Прежде чем Ваал Секундус оказался уничтожен, яркий свет вспыхнул на нем и умчался прочь, опережая тени.

Пожрав мой дом, голод быстро распространялся. Прежде бесформенный, но укрепленный кровью Ваала, он превратился в хищного дракона, который бешено пожирал звезды, пока их свет и слава не стали воспоминаниями, заключенными в алмазах на песке. Как только была съедена последняя звезда, адская Восьмерка предателей полыхнула на небе с запада, оставляя огненные письмена в беззвездной пустоте. Потом она угасла, и я остался во тьме один.

Тени закружились и разошлись. Видение перестало состоять из символов, и я увидел сцену, которая, возможно, происходила из будущего. Я смотрел на своего отца. Погубленного. Сломанного. Хотя его тело казалось трупом, я знал, что он еще жив, ибо ощущал его душу. Мощь отца значительно уменьшилась, я не ощущал сознания — только бушующую, неуправляемую силу, которая грозила уничтожить мой спящий ум. Этот живой труп отца застрял в механизме, который питал его дух чужими сущностями. Не знаю, могу ли я доверить такое бумаге, даже если делаю это для себя. Если отец не знает о своей судьбе, то уже никогда о ней не узнает. Или, быть может, он все понимает и выбирает между своей жизнью в смерти и полным уничтожением человечества? Если так, то мое уважение к отцу растет.

Когда пушки магистра войны тяжело ударят в стены Дворца, возможно, эта жалкая реальность окажется лучшей из перспектив, и это то, ради чего я должен умереть.

Голод пришел за моим отцом. Марионетки темных богов столкнулись с ним за право убить Императора. Перед троном стоял золотой воин, окруженный кустодиями моего отца и другими героями, которые при всей своей мощи бледнели рядом с владыками наших дней. Там они сражались и погибли. Видение померкло, когда пожиратели плоти и душ приблизились к моему лорду и создателю. Осталось только отчаяние, отчаяние и еще раз отчаяние. Но перед самым пробуждением я увидел кое-что еще. Я почувствовал движение в варпе и прикосновение моего отца, его разум изменился, пришло понимание, что все еще может закончиться хорошо.

Тот золотой воин отдал жизнь, чтобы защитить моего отца, как суждено и мне. Драгоценные секунды, купленные его кровью, способны изменить все — или ничего. Возможно, это ложное видение. Молюсь, чтобы будущее оказалось изменчивым, как это уже случалось в прошлом. Все, кроме близкого момента расплаты, когда мне придется встретиться с братом. Этого не избежать.

Не знаю, кем был тот золотой воин. Он похож на моего герольда, я видел собственное лицо, изображенное на его маске, но он не я, и его броня мне не знакома. Уверен, это кто-то из моих сынов. Неясно, была его жертва напрасной или нет, но это благородный воин, храбрый и чистый воин своего времени. Я люблю его потому, что моя работа ради Императора не пропала даром, и моя смерть тоже принесет плоды».

На этом записки обрывались.

Командор откинулся на спинку стула, древний палисандр заскрипел под его весом. Данте уже не помнил той минуты, когда впервые понял, что воин из записок примарха — он сам. Другие предполагали, что это Сангвинор, но Данте не сомневался, что дело обстоит иначе. Он отвергал свои мысли, считая их тщеславными, и искал покаяния. Испытывал дискомфорт от такой роли, поскольку, перечитывая свиток, каждый раз видел там великого спасителя. Необъяснимое желание читать росло одновременно с убежденностью — Сангвиний описывал именно Данте за девять тысяч лет до его рождения.

Возможно, он, как Сангвиний, видел свой неизбежный конец, когда искал надежду в жестоком будущем. Впрочем, даже от такого сравнения веяло высокомерием.

Данте перевел взгляд на бесценные тома библиариума. Быть может, примарх предвидел появление Пожирателя? Эти мотивы в записях ставили Данте в тупик и беспокоили его на протяжении веков, пока не возникла угроза тиранидов. Когда ее масштаб сделался очевидным, магистр понял, что же видел примарх. И вот теперь Абаддон выбрался из Ока Ужаса. Вероятность того, что он, Данте, является воином в золотых доспехах, возросла.

Он беспокоился, не зная, как поступить. Стоит ли подражать генетическому прародителю и встретить свою судьбу или попытаться бросить ей вызов? А если ускорить события, не приведет ли это к катастрофе? Быть может, чтобы видение Сангвиния сбылось, следует сопротивляться до конца?

На этот вопрос оставался один ответ. Он освободил собственный разум. Представил себя умирающим перед лицом невероятных трудностей.

Такие грезы, спокойнее снов, были его единственной поблажкой самому себе. Смерть могла принести облегчение… Как он ждал ее год за годом…