Книга Карфаген должен быть разрушен - Ричард Майлз

Тогда-то война карфагенян со своими мятежными войсками и превратилась в бесславный обмен злодеяниями. Странным образом бессмысленное человекоубийство спровоцировал акт милосердия. Одержав неожиданную победу, Гамилькар предложил плененным мятежникам, а их было четыре тысячи, примкнуть к его армии. Тех же, кто отказывался принять предложение, он отпускал на волю и разрешал вернуться домой. Его инициатива явно была рассчитана на то, чтобы разрушить хрупкую коалицию наемников и ливийцев[246]. Если повстанцы поймут, что будут помилованы, то может начаться массовое дезертирство.

Спендий, Матос и другие вожаки повстанцев, сознавая, что их амнистии не удостоят, попытались сделать все для того, чтобы войска сохранили им верность. Увещеваниями и принуждениями они добились, чтобы на общей сходке было решено казнить Гискона и других карфагенских пленников. Дабы устранить любые возможности для примирения с карфагенянами, пленников пытали и умертвили самыми зверскими методами. Им отсекли руки, сломали ноги, их кастрировали. Когда они все еще дышали, их свалили в большую яму и сожгли заживо[247]. Потом вожаки заявили, что такая мучительная смерть ожидает всех карфагенян, захваченных в плен. Теперь о каких-либо компромиссах не могло быть и речи.

Злодейство дало ожидаемый результат. Гамилькар ответил умерщвлением всех своих пленников. Теперь и мятежники не могли надеяться на милосердие карфагенян. Им оставалось только сражаться и стоять насмерть. Конечно, нет никаких причин думать, что к Гамилькару переметнулось бы много мятежников, так как ситуация на войне складывалась в их пользу, а на карфагенян обрушивалась одна беда за другой. Во время шторма затонуло несколько кораблей, доставлявших жизненно необходимые грузы, а из Сардинии, которой карфагеняне владели более трех столетий, поступили печальные известия о восстании против них. Мало того, на Карфаген ополчились пунические союзники: горожане Гиппакрит и Утики, истребив карфагенские гарнизоны, перешли на сторону мятежников.

Усугубляли ситуацию и распри между Гамилькаром и Ганноном: мнения политических соперников не совпадали и относительно военной стратегии. Помощь Карфагену в тяжелую минуту оказали вдруг сиракузцы, бывшие враги. Они согласились обеспечивать его провиантом и предметами первой необходимости. Полибий усматривает в этом решении Сиракуз обыкновенный политический прагматизм: для Гиерона выход Карфагена из сложившейся системы баланса сил в Центральном Средиземноморье мог поставить под сомнение статус тирана как ключевого стратегического союзника римлян (а заодно и его независимость).

Реакцию римлян понять труднее. В продолжение всего восстания они не проявляли желания употребить в свою пользу трудности Карфагена, которые потенциально могли привести к тому, что он перестал бы считаться региональной державой. Предложение граждан Утики перейти в подчинение Риму они отвергли. Мало того, римляне запретили италийским купцам торговать с мятежниками, хотя разрешили им поставлять товары Карфагену, а карфагенянам дозволили набирать наемников в Италии. И все это делалось, несмотря на недавнюю напряженность в отношениях между государствами. Рим направил в Северную Африку посольство, чтобы выразить протест карфагенским правителям, арестовавшим около 500 италийских купцов, доставивших какие-то товары мятежникам. Конфликт разрешился полюбовно, и Рим великодушно освободил карфагенских пленников, захваченных во время сицилийских кампаний. Выдав без выкупа ни много ни мало, а 2743 закаленных в боях воина, римляне совершили нежданное благодеяние и фактически помогли карфагенянам в войне.[248]

Причины такого великодушия, очевидно, кроются в слабости самого Рима. Высказывались суждения, будто после затянувшегося, изнурительного конфликта римляне уже не могли позволить себе развязать очередную войну. Хотя траты в Первой Пунической войне большей частью покрывались сиракузскими и италийскими союзниками, противоборство, как отмечает Полибий, финансово истощило и Рим, а не только Карфаген. Римляне наверняка даже не рассматривали возможность подвергнуть Карфаген новому испытанию. Им хватало забот на Сицилии, экономика которой после двух десятилетий почти непрерывных военных столкновений была почти разрушена. Римлянам требовались ресурсы и время для того, чтобы политически утвердиться на острове. Маловероятно также, чтобы Рим устраивала репутация государства, поддерживающего мятежи наемников.

Поддержка извне кардинально все изменила. Повстанцы теперь испытывали трудности со снабжением, и им пришлось снять осаду Карфагена. Прежде они использовали средства, собранные ливийцами, и деньги, захваченные у карфагенян. Возможно, когда истощились запасы серебряных и золотых монет, мятежники и начали применять мышьяк для того, чтобы низкопробные медные деньги выглядели как серебро. После консультаций с войсками карфагеняне назначали главнокомандующим одного Гамилькара. Это позволило повысить эффективность военных действий. Тотальная война не на жизнь, а на смерть продолжалась, плененных мятежников превращали в кровавое месиво слоны Гамилькара.

Час расплаты

Гамилькару все-таки удалось запереть основную часть повстанческой армии на перевале Приона, и голодные наемники, окруженные и лишенные даже возможности сбежать, начали поедать друг друга, чтобы выжить. Они съели пленников, а затем и рабов, но помощи так и не предвиделось. Тогда вожаки, видя, что сражаться с противником бессмысленно, решили вступить в переговоры с Гамилькаром. Карфагенский полководец принял десять посланников, среди которых были Спендий и еще двое заводил. И здесь особенно пригодилась природная сметливость Барки. Предложенные им условия казались даже слишком либеральными. Он попросил дозволения ему самому выбрать среди мятежников для задержания десять человек, а остальные тогда могут уйти в одних туниках. Главари согласились, и Гамилькар сразу же избрал заложниками этих десятерых посланников. Таким образом, Барка, не нарушая законов военного времени, запрещающих задерживать парламентариев противника, смог взять под стражу чуть ли не все высшее командование повстанцев. Обезглавленная армия, около 40 000 человек, затем была полностью истреблена.

Естественно, после такого разгрома восстание выдохлось. Местные ливийцы, видя, что мятежники терпят поражение, начали толпами уходить к карфагенянам. Гамилькар теперь мог заняться Тунетом, последним бастионом повстанцев. Дабы навести страх на осажденных мятежников, Спендия и других плененных вождей привели к стенам и на глазах их товарищей распяли. Тем временем Матос успел заметить, что излишне самоуверенный и убежденный в победе Ганнибал — второй полководец карфагенян — не обеспечил надежную охрану собственного полевого лагеря. Мятежники внезапно напали на его стоянку, поубивали много карфагенских воинов и взяли в плен самого военачальника. Злосчастного полководца подвергли зверским пыткам и пригвоздили к кресту, на котором прежде висел Спендий. В отместку за гибель своих друзей Матос приказал предать смерти над трупом Спендия тридцать знатных карфагенян.