Книга Русанов - Владислав Корякин

Достижения русановской экспедиции 1910 года оценивались весьма положительно. Так, начальник Главного гидрографического управления А. И. Вилькицкий прислал следующую телеграмму: «Осведомившись из газет о благополучном возвращении экспедиции Русанова из тяжелого и отважного путешествия с еще большими дарами науки, от души поздравляю Вас с успехом и очень прошу передать мое поздравление и привет участникам славной экспедиции». Другой известный российский полярник той поры Л. JI. Брейтфус назвал успех русановской экспедиции особенным, исключительным счастьем и т. д.

Однако на общем фоне благожелательных отзывов и дружеских поздравлений иной раз появлялись отклики, вызывавшие недоумение. Так, в «Иллюстрированном прибавлении» к «Московскому листку» (№ 17 за 1911 г.) появилась статья В. П. Врадия, посетившего Новую Землю на рейсовом судне и на этом основании посчитавшего себя знатоком новоземельских проблем. Возможно, В. А. Русанов не обратил бы внимания на суждения этого дилетанта, если бы не прямые выпады низкопробного писаки: «Что касается последней экспедиции г. Русанова, то его обход северной части Новоземельского острова (? — В. К.) был чисто случайным (в программе он не значился), и вся заслуга в этом деле принадлежит умению капитана масленниковского судна… По выражению архангельских жителей, сам г. Русанов был перевезен вокруг Новой Земли (? — В. К.) вполне пассивно и случайно, — “как мешок”, говорят архангельцы».

Чтобы у читателя не возникло сомнений в его объективности, свой ответ Русанов (1945, с. 394–395) начал с «открытий» новоявленного «полярника», снабдив их собственным хлестким комментарием. По поводу сообщения Врадия о горьком вкусе полярной ивы Русанов отметил, что оно «особенно ново и ценно, так как, кажется, никто из ботаников не пытался изучать новоземельскую иву с гастрономической точки зрения». Что касается использования ослов в условиях Новой Земли, то, по мнению Русанова, «всякий, кто хоть раз видел ослов и Новую Землю поймет, насколько первые малопригодны для второй» и т. д. Окончательный вывод — «по мнению г. Врадия, можно также случайно совершать полярные экспедиции, как терять носовые платки» — не требует комментария. Просто, конкретно и с достоинством, строго в стиле русского интеллигента, не больше и не меньше… Однако выпады вроде описанного были все же исключением.

Вместе с Русановым на Большую Землю прибыл и Илья Вылка. Сосновский на казенный счет отправил его в Москву для обучения премудростям Большой Земли, которые могли бы пригодиться талантливому ненцу в жизни на краю света. Представляя Вылку будущим учителям, Русанов выдал своему помощнику следующую аттестацию: «Он читает книгу природы так же, как мы с вами читаем книги и газеты… В экспедициях он незаменим как помощник и проводник; человек он смелый, отважный, решительный».

В Москве Вылка легко одолел четыре правила арифметики, познакомился с географией, основными правилами русского языка, освоил топографическую съемку, набивку чучел — многое из того, что могло ему пригодиться на Новой Земле. Довольно быстро Переплетчиков убедился, что его ученик быстро подмечает свойства и характер окружающих, одновременно отличаясь деликатностью и характерным ассоциативным мышлением. Так, скопление народа в модном магазине он назвал «птичьим базаром», а свое пребывание в Москве — зимовкой. На домашнем представлении по Чехову ненец покинул помещение, считая, что своим смехом оскорбит присутствующих.

В занятиях живописью он проявил себя незаурядным и талантливым самородком — надо было только обучить его технике, умению разбираться в красках, а не пользоваться тем, что оказалось под рукой, и т. д. и т. п. Забегая вперед, лишь отмечу, что, возможно, благодаря Русанову и московским художникам В. В. Переплетчикову и А. Е. Архипову мы можем познакомиться с творчеством Вылки в музеях Питера и Архангельска, даже если оно вызывает неоднозначные оценки. Однако ничего подобного в нашем искусстве нет, и уже одно это позволяет ему занимать свою особую нишу в богатейшей российской палитре художников разных толков и направлений. Разумеется, Вылка во время пребывания в Москве усвоил и многое другое, полезное для себя. Получилось так, что, вернувшись на Новую Землю в составе экспедиции Русанова в 1911 году, по семейным обстоятельствам Вылка уже не смог продолжить свое образование на материке.

Известия об исследованиях Русанова в Арктике заинтересовали научную общественность обеих столиц. Отчет В. А. Русанова о его последних исследованиях состоялся в штаб-квартире Географического общества в конце января 1911 года в Петербурге, причем сопровождался показом диапозитивов. К сожалению, в бумагах общества не обнаружено протоколов этого заседания. В Москве он выступал в Большой аудитории Политехнического музея неделей раньше, видимо, по приглашению виднейшего географа того времени академика Д. Н. Анучина. Его выступление (отчет о котором был опубликован журналом «Землеведение», 1910, кн. IV, с. 101) интересен планами на будущее, которыми Русанов поделился со слушателями: «В заключение докладчик познакомил с проектом санной экспедиции от Крестовой губы до мыса Желания через весь Северный остров, рассчитанный на три месяца, и указал на те препятствия, какие могут при этом встретиться». Этому замечательному проекту, увы, не дано было осуществиться, поскольку ближайшие интересы России на Новой Земле потребовали другого.

Глава 9. Вокруг южного острова

У всех навигаций единый закон Грузиться и плыть напролом.

Н Тихонов

Не собьет меня с пути никто Некий Nord моей душою правит Он меня в скитаньях не оставит, Он мне скажет, если что: не то

И Бунин

Тяжелое и непростое дело для полярника — пытаться совместить личную жизнь с профессией. В письме от 27 февраля 1911 года в Орел Русанов поделился с родными планами на будущее:

«Сообщаю вам очень важную для меня новость: у меня есть невеста и мы предполагаем устроить свадьбу после моего возвращения из предстоящей экспедиции на Новую Землю… Профессора Сорбонны хорошо знают мою невесту, так как она окончила по естественному факультету и теперь приготовляет тезу (диссертацию. — В. К.) по геологии на степень доктора естественных наук. Кроме того, она занимается еще и медициной, хочет быть врачом, хотя я ей не очень советую брать на себя так много дела. До сих пор еще ни одна женщина во Франции не делала доктората по геологии — моя жена будет первая. Таким образом, мне судьба дала очень умную, красивую и молодую жену-француженку, ее зовут Жюльетта Жан. Жюльетта может сделать честь самому изысканному салону. Она прекрасно воспитана, знает музыку, понимает живопись и знает иностранные языки, особенно английский. И при всем том она нисколько не избалована и умеет работать. По религии она протестантка, а по происхождению — южанка, с черными, как смоль, волосами. Ростом она почти с меня. Иметь такую жену — счастье, которое далеко не всегда и не всякому может выпасть на долю. Наконец кончится моя печальная, одинокая жизнь!.. Франции я обязан всем: она дала мне знания, научила работать, и, наконец, теперь она дала мне одну из лучших дочерей своих» (1945, с. 387).