Книга В тени побед. Немецкий хирург на Восточном фронте. 1941-1943 - Ханс Киллиан

Сто метров! Но как преодолеть это расстояние? Я взбираюсь вверх по склону, чтобы сориентироваться на местности, и ничего не вижу, абсолютно ничего. Метель и темнота все закрывают. Итак, по-прежнему не ясно, есть ли поблизости какая-нибудь деревня, куда можно было бы сходить за помощью или где мы могли бы переночевать.

Вернувшись обратно, я вижу, что Густель стоит около машины и мерзнет. Мы снова берем в руки лопаты и продолжаем ожесточенно разгребать снег, пытаясь расчистить дорогу. Провести ночь в машине – чистое безумие, поскольку мы все взмокли, у нас нет отопления, и буквально за час мы окажемся погребенными под слоем снега.

Может, поехать обратно? Однако мы сразу отказываемся от этой затеи. Последняя деревня, которую мы встретили, осталась позади на расстоянии пятнадцати – двадцати километров. Туда не добраться.

Мы снова пытаемся вызволить автомобиль из этого ущелья и работаем как сумасшедшие. Руки и ноги леденеют и полностью теряют чувствительность. Через несколько метров снова застреваем. В совершенном изнеможении мы стоим около машины, не говоря ни слова. Все кончено, больше ничего не сделаешь. Остался последний шанс – пешком, без лыж, пробираться по этому снегу.

Вдруг нам кажется, что откуда-то приближается луч света. Что бы это могло быть? На самом деле два луча. Медленно подъезжает автомобиль. Машина высокой проходимости. Внутри сидят четверо закутанных военно-полевых жандарма. Они останавливаются в нескольких метрах от нашего автомобиля. Поскольку мы загораживаем проезд, то дальше проехать они не могут. Жандармы вылезают из машины, подходят к нам и осматривают наш автомобиль. Я интересуюсь, как далеко отсюда находится ближайшая деревня.

– Примерно в пяти километрах, господин капитан, но в такой ураган нельзя рисковать.

– Помогите нам освободить проезжую часть, подтолкните нашу машину сзади со своей стороны. Так мы, может быть, прорвемся.

Теперь мы уже вшестером гребем снег и расчищаем приличный участок пути. Густель старается отъехать назад насколько возможно, чтобы соединиться с вездеходом. В конце концов мы встаем бампер к бамперу. Водители занимают свои места, моторы ревут, задний автомобиль начинает толкать нас. Густель переключается на вторую передачу, и таким образом мы еле-еле, с большим трудом преодолеваем сто метров засыпанной снегом дороги, несмотря на буксующие колеса и сильную тряску. Дальше мы каким-то загадочным образом едем безо всяких проблем по чистой дороге – видимо, ветром с нее сдуло весь снег. Вездеход прямо за нами. Измученные до смерти, в мокрой одежде, мы наконец-то добираемся до крошечной русской деревушки. Жандармы говорят, что это Язвино. Насколько им известно, здесь должно располагаться небольшое медико-санитарное подразделение. Один из них показывает нам дом, где должен находиться медико-санитарный штаб. Мы останавливаем машину и через глубокие сугробы пробираемся к входной двери. Нам открывает немецкий солдат. Мы узнаем, что здесь живет адъютант дивизионного врача. Он выделяет нам места, ему сразу видно, что мы совершенно измождены. Домишко просто крошечный, но хорошо протоплен. Тепло оказывает свое благоприятное воздействие. Наконец можно снять с себя тяжелое пальто и отдохнуть. Нам приносят горячий чай с ромом, дают поесть.

Связь не работает из-за сильнейшей метели. Поэтому совершенно невозможно сообщить о нашем местонахождении. Мы пропали без вести, и нам не остается ничего другого, как сидеть здесь и ждать, когда стихнет ураган.

Мы с Густелем, закутавшись в наши пальто и одеяла, лежим рядом на полу в небольшом, но теплом закутке, напоминающем чулан. Снаружи бушует стихия. Дом содрогается, стены скрипят, но мы в безопасности – какое прекрасное чувство!

Ночь проходит. Под утро, около семи часов, я встаю посмотреть, можно ли ехать дальше. Что есть силы толкаю дубовые двери, сопротивляясь напору ветра и снега. Выглянуть на улицу можно лишь через небольшую щель. Ураган продолжает бушевать, окутывая дом плотной завесой. Снежные заносы возвышаются на несколько метров.

Дверь замело снегом, она зажата, и наружу не выйти. Нас полностью замело снегом. О том, чтобы ехать дальше, можно забыть. Адъютант делает все возможное, чтобы скрасить наше вынужденное заточение. Да, в последние дни нам изрядно досталось.

Лишь к вечеру следующего дня ураган стихает. Ночью становится спокойнее. Наутро мы все вместе распахиваем двери. Мимо как раз проезжает огромная снегоуборочная машина, которая должна расчистить дорогу в направлении Сольцов. Мы решили немедленно воспользоваться этой возможностью. Сердечно прощаемся и устремляемся следом за снегоочистителем, который в случае необходимости сможет взять нас на буксир. По-прежнему идет снег и бушует метель, но мы все равно доезжаем до Сольцов.

Скандал

В военном госпитале в Сольцах меня ожидает приказ главного врача. Я должен немедленно явиться к нему. Никакого покоя! Обстановка в Сольцах тяжелая, но мне уже некогда помогать. Мы сразу отправляемся в Дно. Главный врач встречает меня крайне недоброжелательно.

– Где вы шатаетесь? – внезапно набрасывается он на меня. – Я вас безрезультатно повсюду разыскиваю, профессор.

Однако это уж слишком.

– Я не шатаюсь, господин генерал.

– А куда же вы подевались? – кричит он.

– Во время наступления группы Зейдлица я был на передовой в дивизионных медпунктах и в лазаретах егерской дивизии, где требовалась моя помощь.

– Как главный хирург вы должны находиться не на передовой, а в тылу – в военных госпиталях.

– Нет! – кричу я ему в ответ. – Нет, господин генерал, главный хирург должен быть там, где принимаются решения, а это происходит на линии фронта, где в дивизионных медпунктах и полевых госпиталях трудятся наши неопытные, молодые хирурги. Именно им нужны помощь и советы. А в тылу у нас достаточно выдающихся хирургов, которые могут справиться в любой ситуации. Это мое мнение, господин генерал, в котором я убежден.

Главный врач вне себя от ярости из-за того, что я посмел ему перечить. В конце концов он сдает позиции и раздраженно говорит:

– Ладно, тогда хотя бы докладывайте.

Чувствуется, что он едва следит за моими словами. Я рассказываю ему о событиях в Григорове, о молодом хирурге, который, разрываясь на части, не знал, что делать, и которому я помог.

– В соответствии со сложившейся обстановкой я распорядился немедленно отправить всех тяжелораненых в Заболотье.

Он слушает меня с отсутствующим видом, словно ему совсем не интересно. Почему он сегодня так враждебно настроен и раздражен? Его не интересует и мой рассказ о сильнейшем буране, о том, как мы укрылись в захолустной деревушке Язвино, где оказались отрезанными от мира. Когда я замолкаю, он сразу сообщает мне, что инспекция официально запретила прижигание ран. Тут до меня вдруг доходит, отчего он так раздосадован.

– Итак, наконец-то, наконец-то принято окончательное решение. Я надеюсь, что вы будете и от господина подполковника Паукера требовать соблюдения этого распоряжения.