Книга Мгновения жизни - Марика Коббольд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Анжелика подмигнула.
— Он ведь твой друг.
Для призрака Джефферсон Макгроу обладал нешуточной властью. Все началось с квартиры Грейс. Вернувшись домой, она обнаружила, что в квартире произошли перемены. Вместо того чтобы находиться как раз на нужном этаже, возвышаясь над уличной суетой и шумом, она вдруг оказалась слишком высоко. Если Джефферсон когда-нибудь снова будет проходить мимо, он не сможет увидеть, как она сидит у окна и читает. Живущая на первом этаже старая миссис Бленкинсоп, знаменитая своей плешью и велюровым пиджачным костюмом, будет видна совершенно отчетливо, когда устроится у окна с неизменной трубкой во рту. А Грейс останется в неразличимой выси, и разглядеть ее будет столь же трудно, как отличить одного голубя от другого. Телефонный аппарат был установлен слишком далеко от спальни, если он решит позвонить ей домой (хотя Джефферсон просто не мог знать, где она живет). А если, не дай Бог, он появится у ее порога без предупреждения, продавленный диван (на котором ей так удобно сидеть), с подлокотниками, испещренными пятнами чая, покажется ему обшарпанным и грязным. Она стояла посреди комнаты, закрыв лицо руками, и думала, что сошла с ума. Ей не оставалось ничего, кроме как пинать ногами ни в чем не повинную мебель. Она начала с серванта, который подарила ей миссис Шилд на тридцатилетие. Потом перешла к сосновому кофейному столику (и кто только надоумил ее приобрести мебель из сосны?). Закончила она избиением дивана, отвесив ему три пинка под какой-то разухабистый мотивчик — Грейс и не подозревала, что знает его.
Она плеснула в кружку изрядную порцию виски, разбавила горячим чаем с лимоном и легла пораньше спать. У нее ныли ноги… и болело сердце.
В тот день, когда она переехала в новую квартиру, Грейс шагала по оживленной улице, улыбаясь встречным незнакомым людям. Кто-то улыбался ей в ответ, кто-то — нет, но в большинстве своем всем им она была глубоко безразлична, лишь бы только не занимала их парковочного места или не лезла без очереди в автобус. Она вслушивалась в шум уличного движения, в рев и пение моторов, завывание сирен, вдыхала наполненный выхлопными газами воздух: она вернулась домой, и она была свободна.
Какое-то время, сразу же после бесславного конца своего замужества, Грейс была в бешенстве — злилась и на себя, и на Эндрю за неудавшуюся семейную жизнь. Иногда ее охватывала печаль, но все это выливалось в слезы, с которыми она вполне справлялась, так что вряд ли можно было считать, что она так уж страдала и убивалась.
Ну, и работа ее шла просто отлично. В последнее время она даже начала передавать заказы своим коллегам, поскольку сама уже не справлялась с ними. И вот, когда ей стало казаться, что жизнь устроилась как нельзя лучше, начались эти видения и явления призраков.
* * *
— Знаешь, что нравится мне больше всего теперь, когда я живу одна? — сказала Анжелика. — То, что я могу пукать в постели.
— Тогда не переезжай к этому твоему как-его-там-зовут.
— Его зовут Ник. Ты могла хотя бы запомнить его имя.
— Не знаю, стоит ли. Это похоже на то, как если бы ты нарекла именем собственным свою машину. Не успеешь опомниться, как начнешь приписывать ей чувства.
— Очень смешно, Грейс. Но, если серьезно, неужели тебе иногда не хочется… ну, ты меня понимаешь… иметь кого-нибудь?
— Нет, — ответила Грейс. — Мне не везет с собственностью.
Прошло чуть больше недели, после того как на втором этаже универмага «Харви Николз» ее посетили галлюцинации, и квартира начала приобретать обычный, нормальный вид. В понедельник она встала с утра пораньше, чтобы успеть поработать при свете прекрасного лондонского дня, том особом свете солнца, который пробивается сквозь розовато-оранжевую дымку смога. Один из крупных фотожурналов организовал специальную экспозицию фотоснимков на тему «Семейство Человека», и каждую неделю публиковал работы очередного фотографа. Грейс предложили представить свои снимки для рождественского выпуска. Ей отвели четыре месяца, на то чтобы подготовить эту работу, так что приходилось спешить. Ни одна из фотографий, которые она сделала на прошлой неделе, ее не устроила. Они просто не вполне соответствовали тем образам, которые она мысленно себе нарисовала. Хотя рука художника необязательно должна сама держать фотоаппарат, смотреть в объектив должны все-таки глаза художника. А у нее сложилось впечатление, что в последнее время ее глаза устали, и оборудование тут было ни при чем. Но сегодня утром она проснулась бодрой и свежей, чувствуя себя так, как чувствуют влюбленные, когда переполнены энергией и любопытством, подобно щенкам или совсем маленьким детям.
Для фотографа Грейс путешествовала налегке. При первой же возможности она предпочитала брать с собой фотоаппарат «Лейка М4». В нем не было встроенного экспонометра и вспышки, тогда как последние образцы фототехники позволяли ей снимать до тех пор, пока она хоть что-либо различала в видоискателе, хотя, совершенно очевидно, одни виды света были все-таки лучше других. Но три сменных объектива она с собой носила. Для портретной съемки по-прежнему лучше всего подходила камера «Хассельблад», зато она совершенно не годилась для неформальной съемки, поскольку была не способна запечатлеть легкий, приятный и свободный дух общения.
Сегодняшним утром, в понедельник, она бродила по улицам в поисках сюжета. Рано или поздно он непременно найдется, но, как всегда бывает во время свободной охоты, следовало проявить терпение. Она сделала несколько цветных снимков, хотя и понимала, что ни один из них не будет выглядеть достаточно впечатляющим. Утро катилось к полудню, и смог медленно поднимался с улиц и тротуаров. Она перезарядила фотоаппарат черно-белой пленкой.
Все чаще и чаще она задумывалась над тем, что сюжет, приковывающий к себе внимание, зависит от такой простой вещи, как расстояние. Покажите людям фотографию толпы на похоронах, вместите ее всю в один кадр, соединив всех скорбящих, и зрители пройдут мимо, не удостоив ее взглядом. Но дайте крупным планом одно-единственное плачущее лицо, искаженное страданием, и вы услышите, как зазвенят душевные струны у зрителей. Господь одарил нас не только ослиным упрямством, подумала Грейс, но и близорукостью. Поэтому отчасти работа хорошего фотографа состояла и в том, чтобы дать зрителям очки.
Издали кажется, что шумная улица кишит занятыми, деловыми людьми. Подойдя ближе, вы различите нищего попрошайку, ссутулившегося на грязном спальном мешке с протянутой немытой рукой и облезлой дворнягой на коленях. Вблизи в глаза бросятся и его бледность, и язвы на лице и шее. Вот к нему приближается молодая женщина. У нее легкая, упругая, весенняя походка и сверкающие башмачки из мягкой коричневой кожи. Личико ее — безукоризненной формы овал, кожа — безупречно чистая, губы сияют коралловым блеском, гладкие, пушистые волосы колышутся на плечах. Они выглядят, как представители разных видов — попрошайка и эта женщина. Мимо на скейтборде мчится молодой человек с жестянкой кока-колы в руке. Пес, которого ведет на поводке пожилая дама, виляет хвостом, принюхиваясь к дворняжке, и фыркает в знак приветствия. Похоже, для представителей семейства собак день сегодня более удачный, чем для семейства людей. Грейс наблюдает и ждет. Молодой человек пролетает на скейтборде в обратную сторону. Не останавливаясь и не замедляя хода, он подносит банку к губам. В следующее мгновение он налетает на фонарный столб и как подкошенный валится на спину. Попрошайка, который, оказывается, тоже достаточно молод, поднимает голову. Лощеная девушка встречает его взгляд, и оба начинают смеяться. Разные жизни, один и тот же смех. У нее готов удачный снимок.