Книга Трудно быть другом - Виктор Штанько

Толян – ни звука. Только сопение стало погромче.

Следователь что-то сказал фотографу, и тот снова заскакал вокруг бабы Жанны. Щелк-щелк! Бабу Жанну никогда при жизни столько не фотографировали.

У нее дома на полке, между книг, стоит большая цветная фотография в красивой рамке. Та фотка сделана на юбилее бабы Жанны, когда профессор подарил ей часики. На фотке профессор обнимает бабу Жанну за плечи, вокруг медики улыбаются. Старушка любила эту фотографию. Бывали дни, когда она брала ее с полки, ставила на тумбочку возле кушетки. Денис знал, что это были какие-то особые для старушки даты. Тогда она вспоминала, как проходили сложные операции, как профессор готовился к ним, как переживал неудачи…

Следователь захотел взглянуть на квартиру бабы Жанны. Вместе с Денисом пошагали туда.

Следак заглянул во все углы, даже в древний одежный шкаф. Порылся среди книжек на полке. Взял в руки фотографию.

– Это баба Жанна во время своего юбилея, – пояснил Денис.

– Кто с ней рядом? – спросил Николай Александрович.

– Профессор Зубков Федор Иванович.

– Знаменитый профессор Зубков?

– Ага. Он очень уважал бабу Жанну, они вместе работали. Во время сложных операций он только ее ставил к операционному столу. Сюда приезжал к ней на день рождения, когда она уже не работала. Нога у нее очень болела…

– Зубков очень крупный ученый. – Следак прошелся по комнате. – Ты когда последний раз был здесь?

– Сегодня утром.

– В квартире всё на месте? Ничего не пропало?

– Всё на месте. А пропадать нечему: у нее, кроме часиков, книжек и этой фотки, ничего и не было.

– О чем вы разговаривали сегодня?

– А мы не разговаривали. Ее не было дома.

– Как же ты сюда попал?

– Элементарно. Позвонил – тишина. Значит, нет дома. Решил, что ушла за Толяном, – родители его утром уезжают в институт. Решил войти: у меня свой ключ. Дело у меня тут одно было…

– Дело? Значит, ты зашел, зная, что хозяйки нет дома? – Следак смотрел на Дениса пристально, слегка прищурясь. – Какое дело?

– Хотел кое-что проверить. – Денис оказался возле стола и приподнял старенькую китайскую скатерть. Баба Жанна рассказывала, что из самого Пекина прислали ей эту скатерть в благодарность за операцию. Заглянул под стол. Обернулся, растерянно глядя на следака. – Черт! Ничего нет… Пусто!

– А что там должно быть? – Следователь смотрел еще внимательнее.

– Сумки… Вот я и хотел проверить, что в них…

– Какие сумки?

– Спортивные. – Денис все еще не мог прийти в себя. – Семь штук… Тут такая история… Несколько дней назад я стал ремонтировать розетки в ее комнате, решил проверить проводку. И под столом увидел новенькие спортивные сумки. Баба Жанна потом мне рассказала историю, как в магазине к ней подошла девушка в слезах и стала упрашивать помочь – подержать некоторое время сумки у себя дома…

Денису пришлось рассказать про Белую туфельку, как увидел ее у метро, в квартире, как выслеживал возле газетных киосков.

Николай Александрович слушал очень внимательно. Его заинтересовала эта история да и сама Белая туфелька.

Вместе со следователем вернулись в сквер. Там туча народа: бабу Жанну вся округа знала. Возле коляски – соседи бабы Жанны, Гольд. И Таня тут, обнимает Мышонка, обе в слезах.

Толян, на удивление, спокоен, только всё сосет палец и моргает широко раскрытыми глазищами. И такие серьезные они у него. Будто понимает, что произошло что-то очень страшное.

– Увезли уже бабу Жанну, – прошипел Гольд в самое ухо.

И опять Денису к самому горлу подкатил тугой комок, откуда-то из груди поднялся. Надо сжать зубы, до боли сжать, чтобы слезы не потекли.

Почувствовал на своем плече чью-то крепкую руку. Это был Серж. Тот обнял его за плечи.

– Никак не могу поверить, что нет нашей бабы Жанны. Она была Человеком с большой буквы. Но какая-то сволота решила… Вокруг нас ужасно жестокий мир, Дэн. А она не хотела верить в это. Возьми себя в руки. Баба Жанна не терпела соплей.

Подошел следователь.

– Денис, завтра в два часа зайди ко мне. Кабинет триста шестнадцать.

– Понял, Николай Александрович. В два часа.

Следак и вся команда в тачке. Хлопнула дверца – и нет их. Будто и не было здесь никого.

«Скорая» давным-давно отчалила.

Народ не расходится, люди что-то обсуждают.

Денис смотрел вокруг себя каким-то отстраненным взглядом, будто сейчас здесь стоит совсем не он, а кто-то другой. И вообще, все, что произошло в сквере, казалось ему совершенно нереальным. Перед глазами стояло белое лицо бабы Жанны, он все еще чувствует прикосновение к ее руке и холод неживого тела. Ее тонкая шея неестественно повернута набок, синяки, царапины… Шляпка на траве валяется…

Неужели это случилось на самом деле и ничего-ничего уже нельзя изменить?

– Дениска, я не понимаю… – Мышонок дергает за рукав.

Денис не ответил. Он не знает, что сказать.

– Ну ты что молчишь, Дениска?

Он заметил, что нет коляски.

– Где Толян?

– Его увезла тетя Рая, соседка бабы Жанны. Ты не беспокойся, она присмотрит за ним, – ответила Таня.

Денис с Мышонком проводили Таню и Гольда до метро.

Дома Денис автоматически почистил зубы, о чем-то поговорил с сестрой и уже не помнил, как оказался в постели. Сразу заснул беспокойным сном.

8

Открыл глаза. Стрелки будильника показывали без четверти семь: не проспал! Денис припомнил, что не заводил его вчера. Точно, не заводил.

За стеной у соседей что-то глухо грохнуло, точно с кровати кто-то шмякнулся. Такое не исключено. В той квартире проживает известный на весь дом, да и на всю ближайшую округу сантехник дядя Юрга. Имя у него необыкновенное. В космос запустили Юрия Гагарина, и тут он родился. Папаша был в таком восторге, что решил: уж если свершились разом два таких чуда, то надо назвать своего сына Юрга, что сокращенно означало «Юрий Гагарин».

В паспортном столе не хотели записывать ребенка под таким именем. Отец разбушевался: «В Кремль напишу! Не дают увековечить имя великого человека!» Увековечили. У дяди Юрги мягкий характер, и он никогда не отказывается, когда за установку очередного унитаза народ благодарит его, вручая бутылёк «на промывку вентиля». Домой он возвращается такой «промытый», что может доползти только до лифта на первом этаже, но войти в него уже не способен.

Баба Жанна много раз проводила с ним беседы о вреде «промывок». Он с ней соглашался, плакал на ее плече, божился, но у него был один ответ: «Очень я вас уважаю, прямо безмерно! Но не могу я обидеть клиента своим отказом. Совесть не позволяет».