Книга Фазовый переход. Том 2. «Миттельшпиль» - Василий Звягинцев

– Ну всё, – откинулся на спинку кресла Шульгин, напряжённо наблюдавший за происходящим на телевизионном экране. – Теперь амерам можно спокойно забыть об Украине, Ближнем Востоке и чудесах природы вроде Бермудского треугольника. И им, и европейцам на ближайшие пару недель тем для обсуждения хватит. Не всё наш «Курск» в дело и не в дело поминать.

– Теперь надо в западную прессу и в Интернет грамотные вбросы сделать – от имени исламских террористов подходящее заявление, что-нибудь про подпольную организацию на флоте, решившую отомстить продажному правительству. «Коммодор Вудбери – новый капитан Саблин»[134], или «Рейган» – новый «Потёмкин»! – продолжил его слова Новиков.

– А совесть не мучает? – вдруг спросил Арчибальд, пристально глядя на Шульгина.

Удолин, услышав это, презрительно фыркнул и демонстративно налил себе полбокала коньяку. До этого почти час удерживался от «стимулирования магического статуса».

– С чего бы это? – искренне удивился Сашка.

– Ну… По вашей вине погибли ни в чём не повинные люди. И последствия могут быть… неожиданные.

– Ты что, за идиотов нас держишь, или сам… не того? – поинтересовался Шульгин почти равнодушным голосом. – Если кто и погиб – так по твоей вине. Мы-то как сидели, так и сидим. Никого не трогали, починяли примус. Это всё ты учинил. Я сейчас скажу – а невредно бы на Америку хороший астероид уронить, и ты это тут же изобразишь. Кто будет виноват?

Арчибальд словно бы несколько растерялся. Очевидно, его псевдомозг или псевдоличность Замка опять что-то неправильно рассчитали. Хотя и непонятно, какой именно реакции они ждали от много чего повидавших в этой жизни «братьев» и мистика-некроманта, у которого вообще крайне своеобразное отношение к проблемам жизни и смерти.

– Давай колись, – довольно грубо сказал Сашка. – В чём твой прикол? Сначала согласился со всеми нашими теориями, потом устроил это вот «происшествие», – он указал на телеэкран, – а теперь интересуешься НАШИМ моральным состоянием…

– Да всё нормально, Саша, – успокаивающе похлопал его по плечу Арчибальд, в голосе которого опять зазвучали свойственные непосредственно Замку нотки. – Я просто решил посмотреть, насколько серьёзны ваши намерения. Знаешь ведь: «Каждый мнит себя героем, видя бой со стороны». А вдруг бы вы сейчас не выдержали, начали действительно рефлексировать по поводу не придуманных, как раньше, а вполне конкретных жертв…

– Поздновато спохватился, – ответил Новиков. – Когда людей в июль сорок первого посылал – не сомневался, а сейчас. Что-то мне твоё поведение перестаёт нравиться. Может, и правда – послать и вас, и всё остальное по известному адресу и заняться исключительно личными делами вне вашего пристального внимания?

– Нет, ну я сказал – всё! – Арчибальд даже пристукнул ладонью по столу. – Закроем эту тему. Давайте думать, как сделанное использовать с максимальной пользой. И ещё я вам одну интересную деталь американской политической жизни решил открыть. Для полноты картины. Только господина Сарториуса сюда тоже нужно позвать. Ему ещё интересней, чем вам, будет.

– Зови. Только смотри, чтобы он не успел сообразить, что ты и тот Арчибальд, который с ним сейчас за бонну работает, – несколько разные люди.

– Уж этому меня можешь не учить, – благодушно улыбнулся андроид. Новикову показалось, что он, как настоящий человек, слегка устыдился своей не слишком умной и неделикатной выходки и сейчас радуется, что о ней согласились забыть.

…Подмены Сарториус на самом деле не осознал, да и не было у него такой возможности. Внешне «Арчибальды» были неразличимы, в пределах обычных разговоров на бытовые темы – тоже. А глубже ни Сарториус, ни «Арчибальд-дубль» не погружались. Каждый – по собственным причинам.

Хозяин острова и бывший кандидат во «Владыки мира» сидел на привычном месте в тени тропических растений, овеваемый океанским бризом, заменяющим любой кондиционер, и разбирал сложную позицию из трактата, посвящённого некоторым аспектам игры в «Го»[135]. И с долей раздражения посмотрел на своего тоже бывшего «партнёра» и нынешнего стража, исполняющего заодно функции дворецкого. Он не любил, чтобы ему мешали. Хотя раньше, когда Арчибальд был для него загадочным и всемогущим представителем сил «не от мира сего», он ни за что не позволил бы изъявить даже подобие неудовольствия какими угодно словами и действиями этого человека.

А вот последнее время Сарториус с большим, но до поры тщательно скрываемым удивлением наблюдал за превращением мистера Боулнойза из соразмерной с собой фигуры в довольно-таки примитивную личность. Уж как-то не похож был всемогущий повелитель (или кукловод) «Хантер-клуба» – организации, перед которой моментами робел и сам Сарториус, – на нынешнего, словно бы без всякого энтузиазма играющего роль себя-прежнего.

Однако относил он эти изменения не к подмене одного человека другим, «двойником» или неким «големом», а всего лишь к тому, что, попав под воздействие таких сверхличностей, как Воронцов, Ляхов, Ньюмен и Грин, мистер Боулнойз просто сломался. Почти как сам Магнус Теофил.

Сарториус разбирался в людях более чем великолепно, иначе он никогда не стал бы тем, кем являлся до последнего времени. Не смог бы создать сразу в двух реальностях мощные, по влиятельности едва ли не превосходящие «Хантер-клуб» организации: «Клуб искателей странного» и «Общество озабоченных гуманистов». Да, пожалуй, по влиятельности в пределах североатлантического истеблишмента они «хантеров» превосходили, только – не владели его мистическими технологиями.

Поэтому он сразу поверил, что люди, внепространственным образом появившиеся на его острове и сразу загнавшие его в безвыходный тупик, – сильнее и могущественнее и его самого, и Боулнойза. Это было видно по поведению «охотника»: как он в присутствии гостей сник и потерял девяносто процентов своей самоуверенности и, не будем стесняться этого слова, харизмы.

Сам Магнус Теофил исходящую от гостей силу тоже немедленно ощутил. Настолько, что ему и в голову не пришло даже просто спорить с ними, выторговывать какие-то преференции для себя и своей «всемирной корпорации».