Книга Шепот черных песков - Галина Долгая

Могилу Персауха и Цураам Дамкум определил сразу – она была самой большой и старой.

Крыша последнего дома вождя и провидицы заросла травой. Наверное, весной она алеет маками, а сейчас сквозь сухие стебельки настойчиво просачивались лучи восходящего светила. Дамкум замер, сравнив золотящийся покров крыши с серебряным пухом волос Цураам, как он помнил ее. Крыша могилы прогнулась в середине, но края ее были ровными: оплывшую глину убирали. Да и кострище перед ведущими внутрь ступенями говорило о том, что не забывают в племени ни Персауха, ни его жену.

Дамкум сел напротив усыпальницы на колени. Посидел молча, достал свой бубен и легонько стукнул в его натянутый круг ногтями. Прислушался, склонив голову. Бубен живо отозвался.

– Вот, Цураам, я пришел рассказать тебе о сыне, как обещал… и о Камиум… и об их дочке, которую они назвали красивым именем Нумурушти Шами – Освещенное Небо! – бубен звякнул в руке, а Дамкум продолжил, медленно подбирая слова, которые не укладывались в ритм, но дополняли звучание бубна:

– Девочка эта, на самом деле, светлая, как небо над Маргушем! И такая озорная! Бегает уже… а какая красавица… – бубен издал несколько звуков, объединившихся в музыкальную строку, – Ты спросишь меня, откуда я все знаю? А я отвечу: я живу с Кудим… с Эрумом и Камиум, помогаю им… Догнав караван, с которым ушел я, видела бы ты, Цураам, как они обрадовались, увидев меня! И я тоже обрадовался. Так вместе мы и пришли в Хараппу. А там, – Дамкум поочередно прикоснулся чуткими пальцами к вибрирующей в такт его прикосновений коже бубна. Полилась красивая мелодия, поняв которую можно было представить себе удивительный каменный город, с узкими улочками и высокими домами, людей, похожих на жителей Маргуша, но с более темной кожей и иссиня-черными густыми волосами, одетых в белые одежды, украшенные яркими безделицами, – твой сын Эрум благодаря своему мастерству быстро прославился, как искусный ювелир, и полились богатства Хараппы в его дом. Да, дом у Эрума большой! Мы все помещаемся!

Дамкум рассказывал самозабвенно. Ему казалось, что Цураам и ее великий муж, которого певец никогда не видел воочию, но в это мгновение представлял себе отчетливо, поднялись со своих постелей и сели рядышком, слушая гостя. Дамкум рассказал, какой мудрой, несмотря на свои юные годы, оказалась Камиум. Как она сумела отвадить от себя охотников до ее прелестного тела и остаться с мужем, как сам Великий жрец Хараппы стал их покровителем, какие красивые вещи делает Эрум, вдохновляясь любовью своей ненаглядной жены.

– Вот, Цураам, это он сделал для тебя!

Дамкум достал из-за пазухи стеатитовую фигурку размером с кулак. Фигурка изображала старую жрицу, которая сидела, поджав правую ногу под себя, а левую обхватив за согнутое колено. Кто знал Цураам, сразу узнал бы ее в этом каменном изваянии.

Водрузив фигурку на кочку перед собой, Дамкум запел о любви сына к матери, о странностях судьбы, записанной богами на табличках, которых людям не найти никогда, о друзьях, которых навеки связала настоящая дружба.

Мелодию песни подхватили птицы и понесли ее по всей округе. Кто умел слушать птиц, в этот день мог узнать не одну тайну. Певец же, закончив сказ, прикопал подарок ювелира у стены могилы его родителей и с легким сердцем попрощался с городом Белого Верблюда. Он направил своего осла в столицу Маргуша, чтобы в его священных храмах принести жертвы богам и попросить у них доброго пути в дальние страны, раскинувшие свои древние города в междуречье двух великих рек – Идиглат и Пуратто, из века в век щедро дарующих людям воду и жизнь, как и река Мургаб, берущая начало в горах Паропамиза и исчезающая в горячих песках Черной Пустыни.

* * *

Ранним утром, несмотря на преклонные годы, архитектор Леф, как обычно, совершал обход города, внимательно осматривая сооружения, построенные им. Он не обращал внимания на людей, наполняющих Священный город шумом и суетой. Его интересовали только дела его рук – дворец, храмы, башни. Со временем все, как и сам человек, старело и нуждалось в ремонте. Где-то треснула стена, где-то поблекла алебастровая обмазка – все замечал Леф. Но за этим уже следили другие люди. И все же старый архитектор по привычке приказывал сопровождавшему его слуге:

– Передай, пусть укрепят этот угол. Еще немного – и он обвалится.

Слуга почтительно склонял голову, выражая понимание, и они шли дальше.

В это утро Леф решил обследовать систему водоснабжения и отправился к протоке Мургаба, которая подходила к городу с юга. Из нее в самое большое городское озеро поступала вода.

В конце осени протока сильно мелела. Ее обнаженные берега возвышались над узкой лентой реки, и составная керамическая труба, шириной с локоть, змеиным телом выползала из широкой норы на четыре колена и лежала на дне протоки, выложенном черепками. Вода проходила через решетку, которую каждый день очищали от принесенных рекой веток, водорослей и всякого другого мусора. Когда напор воды был большой, работникам приходилось нелегко, но сейчас вода заполняла половину трубы и втекала в нее плавно, даже нехотя.

Оценив силу потока, Леф подумал о том, что надо бы уменьшить подачу воды из озера в город. Озера должны быть наполнены до края всегда, дабы Владыка всех вод видел, как люди почитают его и берегут дарованную им воду.

Леф прошелся по пути трубы к большому озеру. Водоносная система пролегала под землей. Труба лежала почти на поверхности до обводной стены города и дальше уходила под холм, чтобы не изменять горизонтальное положение. Не обнаружив нигде никаких протечек, старый архитектор вошел в город, обошел большое озеро, лишь окинув взглядом его берега, и более внимательно осмотрел перемычку между двумя озерами, частично сокрытую под стеной цитадели. Из большого озера вода поступала не сразу в малое, а в фильтр, сооруженный на его середине. Квадратный, он был размером с хороший дом и имел два отверстия: одно у самого дна, куда вода втекала по трубе; и второе над другой стеной, откуда очищенная вода стекала в озеро. Фильтр Леф сделал из камышовых стеблей, уложенных поперечными рядами внутри всего объема. Между камышами проложили слои верблюжьей колючки. Любознательный зодчий подсмотрел это у простых людей, которые таким образом очищали мутную воду Мургаба для питья. Но только в дворцовом озере чистая вода собиралась в таком большом объеме. Из него по узким трубам она расходилась по всей территории дворца, к храмам, и ее использовали как для питья, так и для омовения.

Не обнаружив никаких проблем с очисткой воды, Леф отослал слугу и присел на берегу отдохнуть. Этот небольшой водоем с чистой водой напоминал ему родину. Только там не чаша воды была окружена землей, а целый остров утопал в безграничном морском просторе.

Леф смотрел на спокойную гладь воды с умиротворением. Голубое небо отражалось в ней, приобретая слегка сероватый оттенок. Такие же «запыленные» облака плыли в нем, как причудливые корабли, созданные фантазией Ану и украденные его сыном Эа. Проплывая от одного берега до другого, они пропадали – то ли уходили на дно, то ли, став невидимыми, просачивались в земные недра.

Леф опустил ладонь в отраженное облако, помедлил и плеснул горсть воды в небо. Рассыпавшись на капли, вода заискрилась в лучах солнца, а небо, отраженное в озере, сморщилось. Когда его поверхность расправилась, картинка изменилась: среди облаков проявилась фигурка ребенка, сидевшего на корточках на другом берегу. Архитектор улыбнулся и с нежностью посмотрел на маленького человечка, на котором и набедренной повязки не было, не то, что рубахи.