Книга Сокровище рыцарей Храма - Виталий Гладкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь уже Глеб услышал выстрелы. В ночной тишине они прозвучали так, будто какой-то великан разорвал огромное парусиновое полотнище. Но это длилось от силы две-три секунды. В следующее мгновение стрелок последовал за своими товарищами — пуля попала ему точно в лоб…
Ошеломленный Глеб сидел, тупо пялясь на экраны до тех пор, пока не отворились ворота и во двор не въехал джип… в котором сидел дядька Гнат! «Это когда же он успел смайнать?!» — подумал Глеб. Чудеса…
Став перед видеокамерой, Игнатий Прокопович включил свое переговорное устройство, и Глеб услышал:
— Усё, сынку, отбой. Спускайся до нас.
Когда Глеб вышел во двор, вся команда уже была там. Из пятерых бойцов лишь один был ранен, но не очень сильно. Его тут же перевязали. Присмотревшись, Глеб понял, почему он не слышал выстрелов, — оружие у всех пятерых имело глушители.
— Ну, шо там? — спросил дядька Гнат старшего группы.
— Шесть человек. Из них пять — «груз 200». Один ушел.
— Цэ нэ зовсим хорошо, ну та шо поробыш…
— Что делать со жмуриками?
— Тоби подсказать или сам сообразишь?
— Уже сообразил. Сделаем…
— А ну достаньте мне из машины еще одного гаврика. Мы трохы с ним побалакаем…
Парни вытащили из джипа отчаянно брыкающегося бугая. Его голова была рассечена, и кровь все еще продолжала сочиться, а руки были связаны за спиной. «Неужели дядька Гнат взял его самолично?! — подумал удивленный Глеб. — Вот тебе и пенсионер…»
— Оставьте его, — приказал Игнатий Прокопович. — Он уже неопасен. Ну шо, сынку, сильно помогли тебе твоих ляхи? Звыняй — французы. А? Чого мовчыш? Стыдно? Та ни, у тэбэ, Вовусик, николы совести не было. Такый уродывся… Беда… И шо мне теперь с тобой делать?
— Виноват… Игнатий Прокопович. Сильно виноват. Каюсь. На большие деньги позарился… дурак! Все было как в тумане… Подкупил меня этот гад. На мякину повелся. Трижды дурак! Простите меня.
— Цэ точно, шо дурак. Бо умни люды приходят до мэнэ с добром, а я им отвечаю тем же. Мало я с тобой возился? От ментов раз десять спасал. И оцэ така благодарность…
— Простите! — бугай вдруг упал на колени. — Я молиться за вас буду!
— Вишь, якый богомольный… Хибы ты не знав, шо я в церковь, конешно, хожу, а вот заповеди церковные не исполняю. Якшо меня бьют по левой щеке, то я даю сдачи с правой руки. Не, Володька, надо отвечать. Горбатого тилько могила исправит. Заберите его!
Парень упал на плитки двора и завыл словно волк-подранок. Старший группы подошел к нему и одним точным ударом автоматного приклада по голове бугая погрузил его в беспамятство. Тем временем дядька Гнат подошел к Рябку и, поднатужившись, поднял пса на руки. По щекам Игнатия Прокоповича потекли слезы.
— Убылы песика… — он всхлипнул. — За шо?! Така гарна була собачка… Лучший друг. А воны убылы… Як можна после этого простить?! Жаль, шо один сбежал…
Спустя полчаса парни завершили «зачистку» территории и уехали. Убитых и все еще пребывающего в беспамятстве бугая они положили в фиктивную «скорую», которая последовала за ними. Подворье опустело. Дядька Гнат сидел в беседке какой-то опустошенный и жалкий. Глеб маялся неподалеку, не решаясь с ним заговорить. В том, что случилось, он винил только себя.
Игнатий Прокопович будто подслушал мысли Тихомирова-младшего.
— Ты, Глебушка, сильно не переживай, — сказал он и начал раскуривать свою люльку. — Ты тут практически ни при чем. Махно давно думал свести со мной счеты, шоб прорваться на мой рынок. Мне уже не раз докладывали. А тут пидвернувся такый удобный момент — замочить меня та щэ й за вэлыки гроши. И вин его не упустыв… Дурень!
— Так это был Махно?
— Ага… а то хто ж. Собственной персоной. Гроза Подолу… хе-хе… Ладно, первый бой мы выиграли, а сражения пока нет. Надо быть ворога, шоб вин не опомнился. Завтра… — шо я кажу?! Уже сегодня — идем на Китай-гору. А чего оттягивать? Як ты, готов?
— Я как пионер — всегда готов.
— От и добрэ. А теперь пойдем трохы покемарим. Бо я шось став як та перестоявшая квашня.
Глеб немного поколебался, но все же спросил:
— А вы не думаете, что нас могут взять тепленькими? Прямо во сне? Охрана ведь уехала…
Дядька Гнат скупо улыбнулся и ответил:
— Ты меня недооцениваешь, Глебушка. Я уже вызвав смену. Тилько воны будут охранять нас снаружи по периметру. Спи спокойно…
Едва голова Глеба коснулась подушки, как он тут же уснул. На этот раз без сновидений.
1918 год. Иона Балагула
В один из теплых весенних дней по улицам Подола вышагивал скверно одетый гражданин босяцкой наружности. Из разбитых ботинок выглядывали большие грязные пальцы, изрядно потрепанный и пыльный пиджак был одет на голое тело, а матросские брюки-клеш едва доходили до щиколоток. По всему было видно, что гражданин носит одежду с чужого плеча.
Большинство улиц Подола не были вымощены брусчаткой, и гражданину то и дело приходилось обходить большие лужи, в которых плескались домашние утки. Присутствовала на улицах и другая живность — козы и куры. Причем подольские козлы явно обладали бандитским характером. Они провожали гражданина какими-то нехорошими взглядами, а самый старый из них, здоровенный черный козлище, вдруг безо всякой причины больно боднул его рогами.
На углу одной из улиц гражданин остановился, прочитал табличку с ее названием — «Ул. Александровская», — удовлетворенно хмыкнул и направился к дому № 91, на котором висела изрядно выцветшая вывеска: «Центральный магазинъ и мастерская часовъ Л. Я. ШАПОВАЛА».
Дверь магазина была заперта. Подергав ее за ручку, гражданин почесал в раздумье нос, а затем, неожиданно рассердившись, пнул дверь несколько раз ногой. При этом он умудрился разбить большой палец правой ноги, который не ко времени выскочил наружу, и начал тихо материться, морщась от боли.
На его удивление за дверью послышался шорох, и чей-то голос робко сказал:
— У нас закрыто.
— Вижу, не слепой… — буркнул гражданин. — Это ты, Лёва?
— Допустим, это я. А кто спрашивает?
— Не узнаешь?
— Прошу пардону — нет.
— Да-а, давно я не был в Киеве. Забыли старые друзья Иона Балагулу, забыли…
— Балагула?! Тебя же убили.
— Где, когда?!
— Намедни — третьего дня — я разговаривал с Гершком Лейбовичем, так он сам мне это сказал. То ли тебя немцы застрелили, то ли добровольцы из команды охраны Киева. И в газетах будто бы было написано.
— Контора пишет… Вот он я, живой и здоровый. Ты долго будешь держать меня под дверью?! Открывай.
— А ты точно Балагула?
— Вот те раз… Гумажку показать, что дали мне вместо пачпорта? Али так обойдемся?