Книга Стервы - Джиллиан Ларкин

Кларе вдруг стало тесно в платье. Она начала задыхаться.

— Может, не нужно было тебе этого говорить, может, лучше было притвориться, что меня это совершенно не трогает, только оно меня трогает, — сказал он.

— Нет, я хочу, чтобы ты говорил со мной честно, — начала было Клара, но тут же поняла, насколько бесчестно поступает с ним она сама.

— Ну почему ты не хочешь открыться мне? Разве ты не видишь, что я бьюсь изо всех сил? — Он нервно пригладил рукой волосы. — Но ты же как закрытая книга — слова из тебя не вытянешь! И никому не хочешь открыться.

Кларе так хотелось рассказать Маркусу правду — он заслужил правду, а не лживую подделку под нее, — но что он тогда станет о ней думать? Сможет ли уважать ее после этого? Она посмотрела в его глаза, светившиеся нежностью и заботой. Он стал первым в ее жизни парнем, который думал о ней — не как о девушке, с которой его связывают светские условности, которая соответствует требованиям текущего момента, а о ней, о Кларе, со всеми ее дурацкими шуточками, страхами и ошибками.

И если она расскажет ему о своем постыдном прошлом, то может потерять его. А ей не хотелось рисковать и снова терять что бы то ни было.

— Я хочу тебе рассказать все, — проговорила она, с трудом сдерживая слезы, — но тогда ты станешь ненавидеть меня.

— Я никогда не смог бы тебя ненавидеть, Клара, — ответил он. Его рука легла ей на затылок, притянула ее ближе, к своим нежным губам. — Я хочу, чтобы ты открылась мне, Клара.

И впервые в жизни она поцеловалась по-настоящему — не покоряясь мужскому напору и не обманывая его своими прикосновениями. Ей в этот миг не хотелось целовать никого другого в целом мире. Этот поцелуй потряс ее до самых глубин души, встряхнул ее и пробудил к настоящей жизни.

***

Они сидели на ступеньках музея, пили вдвоем унесенную с выставки бутылку шипучего сидра, и Клара рассказывала Маркусу, как удрала из Пенсильвании в Нью-Йорк, какую жизнь неистовой бунтарки вела там: джаз, попойки, мальчики. Как теперь старалась заново найти себя и при этом избежать исправительной школы. И рассказала ему все о Гаррисе Брауне — ну, почти все. О некоторых подробностях, самых ужасных, она просто не сумела заставить себя даже упомянуть.

— Значит, ты не знала, что он помолвлен с другой девушкой? — спросил Маркус, передавая ей бутылку.

— Да нет, знала, — тихонько призналась Клара, испытывая сильное смущение. — Во всех газетах же были их фотографии. Вокруг этой помолвки было много шума. Просто невозможно было об этом не знать, если только не живешь в пещерах.

— Тогда я не понимаю, — сказал Маркус, потирая подбородок. — Зачем же ты сознательно поставила себя в такое положение?

— Мне как-то странно говорить с тобой о другом мужчине, — призналась она, хотя ей стало гораздо легче, когда она сняла камень с души. Она опустила глаза и посмотрела на свои туфельки-лодочки из натуральной кожи, такие маленькие рядом с его громадными замшевыми туфлями. Да, кое-что она утаила, но остального не расскажет ему никогда — никогда в жизни.

— А что Гаррис Браун делает здесь? Мужчина не станет ехать через полстраны и преследовать девушку, с которой у него все осталось в прошлом.

— Его невеста, — Клара обхватила себя руками, — разорвала помолвку, когда узнала обо мне. Сюда он приехал, потому что никого больше не интересует, сколько ни искал.

Маркус посмотрел вдаль. В небе висела полная луна, вобравшая в себя весь свет. И в эту минуту лицо Маркуса казалось ангельским, слишком невинным после всего, что она ему рассказала.

— Послушай, если ты не захочешь больше иметь со мной дела, я пойму. Но только, пожалуйста, очень прошу, никому ничего не говори. У Кармоди и без этого хватает неприятностей. Меньше всего им нужен новый скандал. — Клара чувствовала себя уставшей и опустошенной, но она, по крайней мере, теперь выговорилась, а этого она не делала уже очень давно.

Маркус поднялся, очевидно собираясь уходить. Конечно, он сейчас уйдет. Несмотря на все свои недостатки, Маркус — порядочный парень из приличной семьи. Ему нужна милая невинная девушка, а не исправившаяся бунтарка, которую прошлое преследует на каждом шагу.

Клара в последний раз посмотрела на Маркуса. Как ей хотелось поцеловать его! Но вместо этого она должна отпустить его, не стараясь удержать.

— Можешь уходить, если желаешь. Все, что хотела, я уже сказала.

И закрыла глаза, надеясь на то, что, когда откроет их, Маркуса уже здесь не будет. Она не хотела видеть на его лице выражение неприязни. Выждала несколько мгновений, потом захлопала глазами. Он никуда не исчез.

— Я никуда не собираюсь уходить, — мягко произнес он. — Просто хотел набросить на тебя мое пальто.

Маркус встал на колени и закутал ее в пальто, а потом обнял. Было так невыразимо приятно ощущать себя в его объятиях.

Клара опустила голову на его сильное плечо. Она не привыкла к доброму отношению. Сейчас она открыла почти все свои секреты, а Маркус обнимал ее и уходить не собирался.

— У меня остался один вопрос, последний, и я хочу, чтобы ты ответила на него честно. — Он помолчал. Она чувствовала на шее его теплое дыхание. — Ты его все еще любишь? Ведь теперь, когда разорвана помолвка, вы могли бы быть вместе.

— Нет, — твердо ответила она. — Я его не люблю. Думаю, никогда и не любила. Я тогда не знала, что такое любовь. Наверное, мне только хотелось попробовать, что это такое, — просто попробовать. Но теперь у меня есть идея куда лучше.

— Да? — сказал Маркус, поглаживая ее руку. — И что это за идея?

— Что-то вроде этого, — ответила Клара и стала целовать его снова и снова, пока луна не зашла за горизонт и на чикагском небе не засияли звезды.

21

Лоррен

— Что будешь пить? — спросил Бастиан. — Вернее, как сильно нализаться тебе хочется?

— Я пришла не для светской беседы, — ответила Лоррен, закинула ногу на ногу и поправила подол. — И не для того, чтобы «лизаться», какой бы смысл ты ни вкладывал в это слово.

— Рен, со мной тебе нет нужды играть в недотрогу. — Бастиан достал из бара два бокала и поставил их рядышком. — В свой прошлый визит ты утратила эту привилегию.

— А я предпочитаю об этом не вспоминать. Считай, что из истории это вычеркнуто. — Она пришла к Бастиану по делу и не собиралась отвлекаться ни при каких обстоятельствах. Как и рисковать повторением прошлого раза.

— А мне больше нравится об этом помнить. — Он постучал пальцем по лбу. — Вырублено, как на скале.

Лоррен всмотрелась в лицо Бастиана, в его темные брови, квадратную челюсть, в губы, которые так и хотелось целовать. Шикарный мужчина, спору нет. Но лжец и лицемер. И единственное ее орудие мести. Хорош он или плох, для Лоррен он необходим.