Книга Первое правило стрелка - Сергей Мусаниф

Бывают и длинные разговоры, если враг дерется очень уж хорошо, но на смысл предыдущей фразы это никак не влияет.

Кот в сапогах медленно и со зловещим шипением вытянул шпагу из ножен, снял шляпу с пером, церемонно раскланялся, размахивая при этом своим головным убором, потом водрузил его на место и заявил:

— Я имею честь атаковать вас, сударь!

И бросился вперед.

Муромец вскочил на ноги, опрокидывая табурет с неожиданной для человека его телосложения скоростью, и шпага кота в сапогах пронзила воздух в том месте, где мгновением раньше находилась грудь богатыря. Теперь пришло время коту сменить дислокацию, он прыгнул в сторону, и молодецкая булава раскрошила камни площади, разминувшись с головой пушистого киллера на считанные сантиметры.

Так они прыгали, отскакивали, наносили удары и промахивались добрых полчаса, и ни один так и не сумел хотя бы раз, хотя бы легонечко зацепить другого.

— А вы весьма неплохо двигаетесь, сударь, — заметили кот, отступая от богатыря на пару метров и переводя дух. Кошки, как известно, не потеют, и только поэтому пот не стекал градом с фигуры киллера и шерсть его по-прежнему оставалась сухой.

— Да и ты проворен для животного, — признался богатырь.

— Сдается мне, что в таком духе мы можем продолжать до самого вечера, — сказал кот. — Тем временем начинают собираться зрители.

Он был прав. Люди, привлеченные свистом рассекаемого воздуха и звуками ударов булавы по мостовой, начали потихоньку скапливаться на площади, наблюдая одно из самых любопытных зрелищ, которые им только доводилось видеть в жизни. Наиболее сметливые экземпляры пытались организовать импровизированный тотализатор и принимать ставки, но дело у них не выгорело. Никто не желал ставить против богатыря.

Можете назвать это патриотизмом, можете назвать это здравым смыслом, можете назвать это антропоцентризмом, можете назвать это страхом предстоящего объяснения с главным былинным богатырем, но никакие предлагаемые букмекерами коэффициенты не могли заставить горожанина поставить хотя бы ломаный медный грош на победу заморского животного.

Пока зрители держались в отдалении, но Муромец не сомневался, что скоро, как только соберется достаточное их количество (а оно обязательно соберется), они встанут вокруг поединщиков тесным кругом, что сильно снизит возможности для маневра.

Муромец не слишком жаловал болельщиков. Бой есть бой, и если ты сам не дерешься, то отойди в сторону, желательно куда-нибудь подальше, и не мешай другим заниматься своим делом.

Коту тоже не были нужны лишние свидетели. Тем более свидетели убийства живой легенды целого государства. Шансы кота унести ноги после удачного завершения мероприятия падали прямо пропорционально каждой новой группе прибывших зевак.

— Предлагаю поступить так, как поступают цивилизованные люди, — сказал кот в сапогах. — Устроить небольшой перерыв и продолжить наше занятие в другом месте, где будет поменьше посторонних.

— Нормальное предложение, — одобрил Муромец. — Когда и где?

— Сударь, вы же не хотите обсуждать это ЗДЕСЬ?

— Ты прав, — сказал Илья Муромец. — Давай пойдем в трактир и обсудим это дело за кружечкой чего-нибудь. — Он повысил голос и следующую фразу проревел так, что она была услышана во всех концах плошали: — И не советую никому из здесь присутствующих идти вслед за нами!

В трактире было многолюдно, что и неудивительно для этого времени суток, но стоило Муромцу обвести присутствующих тяжелым и многообещающим взглядом профессионального бойца, как всех посетителей словно ветром сдуло. Даже сам владелец трактира испытывал желание убраться куда подальше, а потому прекрасно понял и не стал удерживать официантов, которые одновременно[50]изъявили желание взять отгул.

Когда кот в сапогах убедился, что здесь ему не подадут ни «Шардонэ», ни «Шато — Бордо» из его родной страны, ни даже «Киндзмараули», изготовляемое виноделами сопредельного с Триодиннадцатым царством небольшого, но гордого горного государства,[51]он удовольствовался медовухой и нашел ее вполне сносной для употребления. Из уважения к гостю страны Муромец выбрал то же самое, только в посуде гораздо более крупного калибра.

— Неплохой напиток, сударь, — сказал кот в сапогах, вытирая намокшие усы полотенцем. — Конечно, ему недостает особого аромата, свойственного винам нашей страны, но все-таки пить его можно.

Муромец пожал плечами. Ему доводилось пробовать хранцузские вина, и они ему не понравились. На богатырский вкус они были слишком кислыми и слабыми. Богатырю подобало пить их не бокалами, а ведрами.

— А вы — гибкий человек, сударь, — заметил кот. — Не такой упертый, как я мог бы ожидать. Сидите и пьете вино вместе со своим смертельным врагом.

— Не обольщайся на этот счет, — сказал Муромец. — я уже и не помню, скольких своих собутыльников убил на следующий день после попойки. И ты пьешь не в моем доме, так что законы гостеприимства на тебя не распространяются.

— Я вовсе не собираюсь уклоняться от дуэли, сударь, — сказал кот. — Напротив, я буду с нетерпением ждать ее продолжения. Должен признать, мне редко встречаются достойные противники. Даже с пресловутым людоедом было куда меньше хлопот.

— Как я слышал, ты обвел его вокруг пальца, вынудил превратиться в мышь, а потом сожрал.

— По-моему, быть съеденным — это самая подходящая смерть для людоеда, — сказал кот. — Такие случаи я называю проявлением поэтической справедливости, не столь уж часто встречающейся в прозе нашей жизни. Однако между нами все равно состоялась дуэль. Разве поединок разумов — не высшее проявление противостояния между двумя разумными существами?

— Может быть, ты и прав, — сказал Муромец. — Не слишком справедливо требовать от животного, чтобы оно сражалось, как мужчина.