Книга Имперские танцы - Сергей Мусаниф

– Мы такого делать не умеем.

– Не умеем, – подтвердил Снегов.

– Чего-то я в этой жизни не понимаю, – сказал Юлий. – Значит, вторая тварь не была похожа на таракана?

– Нет. Она вообще ни на что не похожа.

– Теперь понятно, почему вы говорили, что эти твари подобны земным муравьям и делятся на классы. Непонятно только, почему вы сразу ничего не сказали о второй твари. И почему об этом не сказал Краснов.

– Генерал по роду своей деятельности очень подозрителен и неохотно делится информацией.

– А зачем вы со мной делитесь той информацией, на которую поскупился генерал?

– Потому что…

– Чтобы отвлечь меня, не так ли? – спросил Юлий. – Не волнуйтесь, я в порядке. Доставлю нас на «Наполеон» в целости и сохранности. Во всяком случае, постараюсь. Не хочется, чтобы мне в дальнейшей жизни являлся злобный призрак барона Клозе.

– Вы – очень странный человек, капитан. По крайней мере, странный на мой взгляд. К сожалению, я не могу вам сказать, что вы поступаете хорошо. Я не могу вам даже сказать, что вы поступаете правильно. Но вы поступаете так, как надо поступать в данной конкретной ситуации.

Так Юлий потом и оправдывался перед самим собой. Особенно после того, как на третьей неделе полета застрелил доктора Джей Остин.

На кораблях такого класса дверь капитанской каюты не запирается изнутри. Конструкторы просто не видели в этом необходимости. Они не были знакомы с ксенобиологами женского пола, которые сходили с ума после встречи с представителями иной цивилизации.

Юлий спал, когда дверь его каюты открылась, а ксенобиолог бросилась на него и вонзила в бок скальпель, входивший в комплект расстрелянного автохирурга.

Юлий наугад ударил ногой в темноту и только потом проснулся. Как раз вовремя для того, чтобы получить второй удар.

Может быть, ему удалось бы сохранить доктору Остин жизнь, если бы его «офицерский сороковой» лежал в сейфе, как того требовал устав, а не под подушкой, в нарушение всех правил. Рука рефлекторно скользнула к пистолету.

Других вариантов в тот момент Юлий даже не искал. Пуля попала ксенобиологу в грудь и отбросила ее на переборку.

Юлий дотянулся до выключателя, зажег в каюте свет и посмотрел на дело рук своих.

Женщина была ранена.

Но при отсутствии автохирурга ее шансы на выживание были равны нулю. А Юлий никогда не поменял бы ее местами с Клозе и не отдал бы ей место в криокамере.

– Сука тупая, – сказал Юлий и выстрелил женщине в голову.

Снегов отнесся к происшествию довольно спокойно и с пониманием. Помог перевязать раны, к счастью, оказавшиеся неглубокими.

– Не берите в голову, капитан, – сказал он. – Дерьмо случается.

– У меня к вам только одна просьба, Георгий, – сказал Юлий. – Не вынуждайте меня стрелять еще и в вас, а то я заработаю худшую репутацию во всем флоте и получу кличку Капитан Смерть. У меня на судне было пять человек, и троих я уже уложил собственными руками.

– Но вы-то, в сущности, не виноваты, – сказал Снегов. – Алан сам ударился головой, Джей явно обезумела… В этом случае с вашей стороны была чистая самооборона. А ваш… пилот… Вы ведь с ним совместно приняли это решение.

– Думаете, мне от этого легче?

– Вряд ли, – честно признался Снегов. – Я всегда полагал, что у военных должен быть особенный склад ума, но вы все-таки тоже люди.

– Спасибо, Георгий.

Но в этом прискорбном случае Юлий умудрился найти и светлую сторону. Их осталось только двое, и кислорода было – дыши – не хочу.

Юлий не мог размышлять ни о чем другом. Тупая сука, думал он. Если бы я с самого начала знал, как оно сложится, надо было сразу пристрелить эту дуру и засунуть ее в морозильник. И Клозе был бы рядом.

Какой гений додумался послать с нами ксенобиолога? На кой черт нам вообще сдались гражданские эксперты? С таким же успехом они могли бы просмотреть сделанные нами записи уже на «Наполеоне». С удовольствием пристрелил бы еще и того, кто планировал нашу операцию.

Вхожу во вкус.

Огневое взаимодействие с Чужими длилось менее двадцати минут. Все человеческие потери, которые понес «Одиссей», произошли уже после боя. И если бы на судне были только военные, этого бы не случилось. Для того чтобы спятил имперский военный, требуются другие условия и куда больше времени.

Юлий бегал от лишней ответственности всю свою жизнь. И едва получил под свое командование первый корабль, как сразу же нарисовалось два с половиной трупа.

Половина его первого экипажа.

Как капитан, он отвечал за всех.

Как капитан, он должен был действовать в интересах Империи.

Вряд ли командование флота или руководство УИБ его осудят.

Но дальше ему придется жить с мыслью о том, что он стрелял в гражданских и в Клозе. Если бы не информация о Чужих, которую он был обязан доставить в Империю, он бы всерьез задумался о поисках иного решения.

С учетом потери ксенобиолога сухпайка было даже слишком много.

Эта еда поддерживала тело Юлия в работоспособном состоянии, но не давала чувства наполненности желудку, и Юлию уже больше месяца хотелось есть.

Закрывая глаза, он думал о бифштексах с кровью, дарах моря, дичи, зеленых салатах и горах картофеля фри. Он думал о свежих французских булках, о свежесваренном натуральном кофе и, конечно же, о сигаретах.

Кофе, который варил корабельный автомат, был отвратительным. Настолько отвратительным, что Юлий предпочитал пить чай. На вкус чай тоже был кошмарным, но Юлий полагал, что так и должно быть.

Военные не любят пить чай.

Большую часть времени делать было нечего. Расчеты гиперперехода не занимали Юлия надолго, ибо «Одиссей» шел обратно по уже отработанному маршруту.

Снегову было чуть легче. Он в который раз просматривал короткую запись боя «Одиссея» с Чужими и готовил отчет для Краснова. Юлий ему даже завидовал. Когда человек работает, у него нет времени думать на отвлеченные темы.

Юлий и сам просмотрел запись своего боя. Один раз.

Увидев со стороны то, что он вытворял со своим кораблем, он просто испугался и даже не дождался благополучного окончания ролика. В момент маневра ему казалось, что он поступает единственно правильным образом и контролирует ситуацию. При просмотре же увидел, сколько раз «Одиссею» грозил финальный урон, нашел свои действия суицидальными, подивился меткости Клозе, феноменальной в такой ситуации, и решил больше не думать о том, как он воюет.

Теперь он лучше понимал доктора Остин. Пожалуй, если бы он был гражданским, то и сам бы свихнулся.