Книга Все прелести Технократии - Максим Волосатый

Стоп! Барок настрого запретил себе фонтанировать эмоциями. Энергии, перекачанной с грузовика, надолго не хватит. Надо пользоваться моментом. Так, давай думать. Что изменилось в этот короткий промежуток?

– Рудольф.

– Я, – пискнул «сосед», готовый уже ко всему.

– Вспоминай, что ты делал сейчас.

– Я? – поразился Рудольф. – Это же ты делал.

– Не зли меня, – Барок понизил голос, и Рудольф, даром что у него не было тела, поежился, предчувствуя взбучку. – Я спрашиваю, что ты делал, когда подошел к перегородке?

– Какой перегородке? – почти шепотом переспросил Рудольф, уже отчетливо понимая, что сейчас будут бить.

Но пронесло. Пока.

– Перегородке вот на этой дороге, – Барок, сдерживаясь из последних сил, показал на уходящую в необозримую даль «бутылочную» тропу. – Которая не дает мне по ней пройти.

– Ничего не делал, – зажмурился Рудольф. – Я только думал, как красиво она выглядит.

Бароку очень хотелось оторвать ему голову, но как оторвать то, чего нет?

– Еще раз «подумай», – прошипел он с издевкой. – Может, в этот раз лучше получится?

Он пошутил, а Рудольф, напуганный перспективой головомойки – нет.

– Красиво, – проговорил он, честно погружаясь в эмоции. – Очень красиво. Я всегда любил дороги, уходящие вдаль. Просмотри, как она прекрасна.

– Глаза бы на нее не смотрели, – проворчал Барок и стукнул рукой по невидимой перегородке.

И замер.

– Руди, – прошептал он, не отнимая руки от помягчевшей перегородки. – Посмотри еще.

– Смотрю, – мечтательно проговорил Рудольф. – Очень красиво. Я с удовольствием прогулялся бы по ней.

– Не останавливайся, – Барок задрожал, чувствуя, как твердая стена под его рукой становится податливой, пружинящей. – Не останавливайся. Идем дальше.

– Куда? – удивился Рудольф, выпадая из своих мечтаний, и Барок опять ощутил под ладонью твердость камня.

– Нет! Стой!

– Ты же говорил «идем», – удивился Рудольф.

– Не ты, ты иди, она – стой, – зачастил Барок. – Назад. Куда? Стой. Давай еще. Ты – давай, она – назад.

– Я ничего не понял. Ты поконкретнее скажи, – с отчаянием в голосе попросил Рудольф.

– Скажу, – выдохнул Барок, прекратив колотиться о невидимую стену. – Сейчас, разберусь немного и скажу.

Но разбор пришлось отложить. Волны полумрака вдруг съежились, потускнели. Мир вокруг начал терять четкость. Созданные Бароком дороги побледнели начали таять прямо на глазах.

– Бари, уходим, – почти взвизгнул Рудольф. – Энергия кончается.

Барок дернулся, заметался, не понимая, что ему делать, но голос не отягощенного ностальгией Рудольфа все же выдернул его из этого метания.

– Уходим, Бари, уходим.

И они ушли. С почти настоящим стуком захлопнулась дверь в голове, и Барок, с трудом сдерживая слезы злости и отчаяния, увидел перед собой тревожные лица ассистентов, явно решивших, что Рудольф потерял сознание в ходе эксперимента.

– Все в порядке, – выдавил он. – Со мной все в порядке. Мне просто надо немного побыть одному. Чуть-чуть.

Но если кто-то, думал, что у него получится, этот «кто-то» глубоко ошибался. В комнату, снося на своем пути все, ворвалась бригада врачей в белых комбинезонах: Технократия не желала терять свою восходящую звезду.

Барок вздохнул и обессилено закрыл глаза. Додумывать придется позже.

Глава 20

– Ты не понимаешь, – Барок терпеливо вздохнул. Объяснять принципы составления магических узоров человеку с инженерным образованием было тем еще занятием. В технических вопросах Рудольф оказался далеко не глупым, и все схватывал на лету. Вот только все, что он схватывал, он норовил перевести в понятные ему термины и параметры.

– Это не новая теория полей. Это то, что называете «магией», а мы «хальер». И подчиняется оно другим законам. Никакого, как ты говоришь «синергетического» эффекта от увеличения точек воздействия не будет. Структура узора определена раз и навсегда. Тридцать шесть опорных узлов. Ни больше и не меньше. Иначе не будет работать. И соединяться вместе они не могут. Это тебе не твоя схема с «индиктами».

– Точно? – когда дело доходило до технической составляющей, увалень из сознания Рудольфа исчезал, и появлялся какой-то … волкодав, не меньше. Тихоня Руди превращался в безжалостного аудитора, которому каждый шаг нужно было обосновывать, доказывать и отстаивать. Иначе не принималось. Барок, никогда не испытывавший склонности к фундаментальной науке, медленно зверел, пытаясь донести до одного ученого неизвестную ему теорию, придуманную другим, не менее ученым. Развлечение оказалось не для слабонервных. К примеру, оторвать голову противнику Бароку было гораздо проще.

– Рудольф, – тихо и медленно проговорил Барок и «сосед» притих, поняв, что перебрал. – Я же не спрашиваю тебя, точно ли накапливают энергию твои приборы. Ты сделал, я принял это как данность. В данном случае будет то же самое.

Он сделал паузу, давая возможность высказать очередную глупость Рудольфу, но тот благоразумно промолчал.

– Так вот, – продолжил Барок. – Мне нужно по тридцать шесть материальных носителей для каждого узора. Каждый узор самостоятелен и автономен. Привязки к другим нет. Что он нам принесет, то и будет. Поэтому чем больше у нас будет таких узоров – тем лучше.

– Так все-таки есть синергетический эффект, – не удержался Рудольф.

– Исключительно вот тут, – Барок постучал по их общей голове. – Друг друга они не усиливают, но общее количество энергии, как ты ее называешь, нам, конечно же, важно. Давай посмотрим, что у нас есть.

Этот разговор происходил на втором этаже дома Рудольфа. Сейчас, через полгода после «успеха» Рудольфа и Барока, и почти через три месяца после первых испытаний схемы «индиктов», его уже трудно было назвать неухоженным. Статус члена Академического Совета принес Рудольфу не только уважение, почет и свободу действий, но еще и немало бытовых преференций, сильно облегчающих жизнь. Денег стало больше, и естественно, появились все удобства, сопровождающие эти самые деньги. Еда, перемещение, уборка, стирка – от всего этого Рудольф был теперь избавлен. С одной стороны это все был прекрасно, именно к этому он и стремился, но с другой – Барок уже устал отбиваться от назойливой помощи окружающих. Оказывается, когда ты один, мыслить и творить получается гораздо лучше. Он уже на полном серьезе стал скучать по недавним временам, когда ни одна живая душа, кроме Сильвии не помнила о его существовании.

Кстати, сама Сильвия никак не отреагировала на изменения, произошедшие в жизни Рудольфа. Тот, выпросив у Барока «личное» участие в общении, в первый же день распетушил грудь, рассказывая о «своих» достижениях, проигнорировав, к слову, недвусмысленные предупреждения Барока. И, естественно, – пшик. Сильвию совершенно не тронули рассказы о величии и значимости.