Книга Пять дней - Дуглас Кеннеди

— А я, как и ты, до вчерашнего вечера всегда хранил верность жене.

— Это достойно восхищения.

— Возможно. В какой-то степени. Но верность оправдана только в том случае, если есть любовь. А у нас с Мюриэл нет любви с… Памятуя о своих чувствах к Саре… и, что более убедительно, зная свое отношение к тебе, я вынужден спросить себя: была ли вообще между мной и Мюриэл любовь?

— Этот же вопрос я задаю себе со вчерашнего дня о нас с Дэном. Дело в том, что мы не уникальны. За редким исключением, какой брак ни возьми, выясняется, что супруги выбирали себе спутников жизни по разного рода сомнительным причинам и что почти каждый из них видит в своем партнере то, что, по его или ее мнению, ему или ей необходимо… или, что еще хуже, то, что он или она заслуживает… в данный момент.

— Именно поэтому мы с тобой уникальны, мы единственные в своем роде. Я все еще не могу поверить — на самом ли деле это происходит? Неужели я и впрямь встретил женщину своей мечты?

Я снова сжала его руку:

— Мужчина моей мечты.

— Это просто невероятно, — произнес он.

— И не без сумасшедшинки.

— Запоздалая сумасшедшая любовь — это не преступление.

— Мы все так говорим. Но я знаю, что в Дамрискотте мое поведение будет обсуждать весь город. Как только пройдет слух, что я ушла от мужа, меня обвинят в безответственности, инфантильности, станут болтать, что я переживаю чудовищный кризис среднего возраста. А одноклассники Салли, узнав обо мне от своих родителей, начнут говорить все те отвратительные вещи, что девочки-подростки обычно бросают друг другу. Мне придется заранее объяснить все Салли, предупредить ее о том, что может ждать ее в школе после того, как мой поступок получит огласку.

— И что ты ей скажешь?

— Что в жизни все бывает. Любовь — самое желанное и непостижимое чувство. Я встретила тебя — и сразу поняла, не прошло и суток, что я люблю тебя всем сердцем. Ей известно, что мы с ее отцом уже давно перестали понимать друг друга. С тобой у меня есть шанс, реальный шанс обрести счастье. И я не хочу его упустить. Но она ни в коем случае не потеряет меня. Я всегда буду рядом.

— И как, по-твоему, она отреагирует?

— Ужасно. Тем более что, как и все подростки, она в первую очередь спроецирует всю ситуацию на себя: Я буду выглядеть дурой в глазах окружающих. Стану всеобщим посмешищем благодаря своей мамочке, потерявшей голову от любви. Я уже сейчас слышу, как она мне говорит, что я сломала ей жизнь. Не потому, что я бросила ее отца, нет. А потому, что подружки будут ее дразнить, изводить насмешками. Но Салли выстоит. И Дэн это переживет.

— А Бен?

— Мой потрясающе необычный, оригинальный мальчик наверняка проявит понимание и скажет что-нибудь иронично-хлесткое типа: «Дерзай, мам». Думаю, ты ему понравишься.

— Хоть я и не человек богемы, каким он сам стремится быть?

— Ты — писатель, творческая личность. Ты изменил свою жизнь. Ты любишь его мать, даришь ей огромное счастье. Уверяю тебя, он воспримет все как надо.

— Тебе повезло, что у тебя такой сын — талантливый, чуткий, эмоционально восприимчивый.

Я взяла его за руку, стиснула ее, сказав:

— Я знаю, ты сейчас думаешь о Билли.

— Я всегда думаю о Билли. Просто больше я ничем не могу ему помочь. Его будущее в руках властей штата. Он находится в психиатрической лечебнице, потерял себя как личность. Я не вижу для него возможности воссоединиться с семьей, тем более интегрироваться в общество, в обозримом будущем. Да, меня это терзает, мучит. Но я научился признавать, что в определенных ситуациях ничего нельзя вернуть на круги своя, исправить, восстановить, не говоря уже про счастливый конец. Так обстоят дела с моим браком. И, увы, с Билли.

— Знай, если тебе понадобится помощь, ты всегда можешь рассчитывать на меня. И ты должен всегда делиться со мной всем, что касается Билли и любых других твоих проблем.

— И ты знай, что я всегда помогу тебе во всем, что касается Бена и Салли. И я надеюсь, что Бену удастся выбраться из той ямы, в которой он оказался. Я сам там был, и знаю, как это ужасно.

— Как ни странно, но во мне созрела уверенность, что этот его нервный срыв, возможно, знаменует начало становления более сильного, более независимого молодого человека. Думаю, как и все мы, он ошибочно полагал, что кто-то сторонний может заполнить все его душевные бреши и щели. Но теперь, когда кризис более или менее миновал, мне кажется, он начал понимать, что взросление неизбежно связано с постижением, пожалуй, самого сурового и важного урока, суть которого заключается в том, что счастье человека зависит только от него самого. Да и счастье других людей, в конце концов, не может зависеть от тебя.

— В том, что ты сейчас сказала, кроется еще одна важная истина: чтобы быть счастливым, нужно хотеть быть счастливым, — заметил Ричард. — Я многие годы был несчастлив в браке, но принимал это как данность, как одно из условий компромисса, что я заключил с дьяволом. И теперь…

— Теперь мы все сделаем по-другому. Перепишем правила твоей и моей судьбы.

Слушая себя, я мысленно улыбалась: сколько пафоса! Забавляло меня и то, с какой восторженностью и откровенностью мы с Ричардом выражали свою любовь друг к другу. Такой любовной близости я еще не знала. Вырви эти слова из контекста, и подумаешь: боже, что за слащавость! Но не это ли одно из великих чудес любви, раскрепощающей человека, побуждающей его без стеснения и самоцензуры выражать состояние своей души? После смерти матери отец однажды признался мне, что у него язык не поворачивался сказать ей: «Я тебя люблю», что, хотя они жили душа в душу, ему крайне редко удавалось заставить себя произнести эти столь важные, столь значительные слова. Дэн был так же сдержан (не потому ли я подсознательно выбрала его, что в эмоциональном плане он — копия моего отца?). Не потому ли теперь наши с Ричардом выспренние словесные излияния стали для меня откровением? Вот человек, который стремится выразить мне свою любовь при каждой удобной возможности. «Жизнь может измениться в мгновение ока», — любил говорить мой дед. И даже быстрее, должна добавить я. Однако… как все это объяснить?

— Любовь… во всей ее очевидной неопровержимости.

— Ты опять фанфаронишь, — рассмеялась я. — Но мне нравится твое определение. Тем более что оно абсолютно верно.

Ричард глянул на часы.

— Почти десять, — сказал он. — Пойду позвоню риэлтору и договорюсь о покупке квартиры.

— Вы поразительный человек, мистер Коупленд.

— Но с тобой не иду ни в какое сравнение.

Ричард прошел в спальню за сотовым телефоном. Я, воспользовавшись случаем, решила заняться тем, что меня страшило: включить свой мобильный и просмотреть ожидавшие меня сообщения. Я нашла свою сумочку, достала телефон, включила его. Из соседней комнаты до меня доносился голос Ричарда, беседовавшего с агентом по недвижимости. Ричард сказал, что купит квартиру за двести сорок пять тысяч. Это его последнее слово. Предложение остается в силе сорок восемь часов, ни минутой дольше. На протяжении всего разговора тон у него был исключительно любезный, но он ясно давал понять, что желает заключить сделку быстро и без проволочек. Меня особенно поразил его голос — уверенный, одновременно рассудительный и властный. Меня это невероятно обрадовало и обнадежило.