Книга Все, что остается - Патрисия Корнуэлл

— Что, например?

Подняв брови, Эбби уставилась в свой бокал.

— Не знаю. Они определенно не были из тех, кто подбирает попутчика, тем более в такой поздний час. Кроме того, я никогда не верила в версию с наркотиками. Ни Джилл, ни Элизабет не употребляли ни кокаин, ни героин — ничего в этом роде, и никаких намеков на это не обнаружено у них в квартире. Они не курили, не злоупотртбляли спиртным. Обе бегали трусцой. Одним словом, были здоровыми девушками.

— Ты знаешь, куда они направились из бара? Прямо домой? Могли ли они остановиться где-нибудь?

— Нет никаких данных, что они где-то останавливались.

— А бар они покинули одни?

— Никто, с кем я говорила, не помнит, чтобы видел их с кем-то еще, пока они сидели в баре и пили. Насколько я помню, они выпили пару банок пива и, сидя в углу, разговаривали. Никто не помнит, чтобы они ушли с кем-то.

— Они могли встретиться с кем-нибудь на стоянке, когда уезжали, — сказала я. — Этот человек, возможно, уже ждал их в машине Элизабет.

— Сомневаюсь, чтобы они оставили машину открытой, но допускаю такую возможность.

— Они регулярно посещали этот бар?

— Насколько помню, они не были завсегдатаями, но бывали в нем прежде.

— Крутое место?

— Я тоже сначала так полагала, поскольку это излюбленное место для армейских парней, — ответила она. — Но бар напомнил мне английский паб. Все прилично, чисто. Народ мирно разговаривает, играет в шашки. Сюда можно прийти с подругой и чувствовать себя совершенно спокойно и уединенно. По основной версии, убийца был либо человеком, проезжавшим через город, либо военнослужащим, временно находившимся в округе. То есть они его не знали.

«Возможно, нет, — подумала я. — Но это должен быть кто-то, кому они могли доверять, по крайней мере вначале», и я вспомнила, что Хильда Озимек сказала относительно «дружелюбных» встречных. Интересно, что она сказала бы, если бы я показала ей фотографии Элизабет и Джилл?

— Были ли у Джилл проблемы со здоровьем? — спросила я.

Она задумалась, на лице отразилось недоумение.

— Не припоминаю.

— Откуда она родом?

— На память приходит Кентукки.

— Она часто ездила домой?

— У меня не сложилось такого впечатления. Думаю, она ездила домой на каникулы, что-то в этом роде.

«В таком случае, маловероятно, что она получила рецепт на либриум в Кентукки, где жили ее родные», — подумала я.

— Ты упомянула, что она только начала юридическую практику, — продолжала я. — Ей приходилось много разъезжать, была необходимость выезжать из города?

Она подождала пока на стол поставили фирменный салат, затем сказала:

— В правовой школе у нее был близкий приятель. Не могу вспомнить его имени, но я с ним беседовала, расспрашивала о ее привычках, занятиях. Он считал, что у Джилл был роман.

— Почему он так думал?

— Потому что во время учебы на третьем курсе юридической школы она почти каждую неделю ездила в Ричмонд под предлогом поиска работы, ей нравился Ричмонд, и она хотела найти там работу. Он сказал, что она нередко брала его конспекты, поскольку из-за этих поездок часто пропускала занятия. Ему это казалось странным, особенно после того, как сразу по окончании учебы ей удалось устроиться работать в фирму, расположенную здесь же, в Вильямсбурге. Он неоднократно обращал внимание на этот факт, так как считал, что поездки могли иметь отношение к ее смерти, если она, например, встречалась с женатым человеком в Ричмонде и, возможно, пригрозила ему рассказать об их отношениях его жене. Может быть, у нее была связь с каким-нибудь солидным человеком, преуспевающим адвокатом или судьей, который не мог позволить себе скандала и заставил Джилл умолкнуть навсегда. Или нанял кого-нибудь для выполнения этой работы, а Элизабет просто не повезло, что она в этот момент оказалась рядом.

— Что ты думаешь?

— Эта нить никуда не привела, как девяносто других концов, бывших у меня в руках.

— У Джилл были романтические отношения с этим студентам, который рассказал о ней?

— Думаю, ему хотелось, чтобы она была к нему неравнодушна, — ответила Эбби. — Но на самом деле — нет. Таких отношений не было. Я почти уверена, что именно поэтому у него возникли подобные подозрения. Он был самонадеян и считал единственной причиной, помешавшей Джилл поддаться его обаянию, существование соперника, тайного любовника, возможно, о котором никто не знал.

— Этот студент рассматривался как подозреваемый убийца?

— Нет. Во время убийства его не было в городе, и это установлено вне всяких сомнений.

— Ты беседовала с кем-нибудь из адвокатов фирмы, где работала Джилл?

— Да, но мало чего добилась, — ответила Эбби. — Ты же знаешь этих адвокатов. Во всяком случае, она работала всего несколько месяцев. Не думаю, чтобы коллеги по работе знали ее достаточно хорошо.

— Не похоже, чтобы Джилл была экстравертом, — заметила я.

— Ее описывают как приятную, умную, но замкнутую в себе.

— А Элизабет?

— Как более открытую, — сказала Эбби. — Такой она, думаю, и была. Иначе не смогла бы успешно работать в торговле.

Блеск газовых фонарей отодвинул сумрак от тротуаров, когда мы шли к стоянке машин на Торговой площади. Плотные облака закрывали луну, и влажный, холодный ветер пронизывал до костей.

— Интересно, чем бы теперь занимались эти пары, будь они живы, какие бы изменения произошли в их жизнях? — проговорила Эбби, уткнув подбородок в воротник и засунув руки в карманы.

— Что, как ты думаешь, делала бы Хенна? — осторожно спросила я ее о сестре.

— Вероятно, она все еще жила бы в Ричмонде. Думаю, мы обе жили бы там.

— Жалеешь, что ты уехала?

— Бывают дни, когда жалею обо всем. С тех пор как не стало Хенны, чувствую себя так, словно у меня нет никакого выбора, ничего не могу делать, как хочу. Будто я живу под гнетом не зависящих от меня обстоятельств.

— У меня другое впечатление. Ты решила работать в «Пост», переехала в федеральный округ Колумбия. Теперь решила написать книгу.

— Мои действия были такими же вынужденными, как и решение Пэт Харви провести пресс-конференцию и предпринять все те шаги, которые ей дорого обошлись, — сказала она.

— Да, ей пришлось делать выбор.

— Когда переживаешь нечто подобное, не осознаешь, что делаешь, если даже считаешь, будто понимаешь происходящее, — продолжала Эбби. — Никто не поймет, что это такое, пока сам не переживет нечто подобное. Чувствуешь себя в изоляции. Например, выходишь куда-нибудь, а люди стараются избегать тебя, опасаются встречаться с тобой взглядом и разговаривать, потому что они не знают, что сказать. Завидев тебя, они шепчутся друг с другом: «Видишь ее, вон там. Ее сестру убили». Или: «Вон Пэт Харви, это ее дочь…» Ощущаешь себя так, будто живешь в пещере, боишься остаться одна, боишься быть с другими, боишься идти спать, боишься просыпаться по утрам, потому что вместе с рассветом возвращается ужас. Мчишься, как черт, изматываешь себя. Оглядываясь назад, вижу: почти все, что я сделала после смерти Хенны, наполовину безумно.