Книга Определенно голодна - Челси Саммерс

довольно однообразны. Каждое серое утро напоминает кошмарный сон — яркое промышленное освещение и серость, нарастающая тревожность, нестабильность настроения и непрекращающееся сходство дней. Часы посещений только подчеркивают эти бесформенные дни, наполненные работой, приемами пищи, осмотрами коек, групповой терапией, редкими драками и наказаниями. Некоторое возбуждение случается под вечер — кино, внезапный праздник или ссора, грозящая вылиться во что-нибудь малоприятное. Иногда это кровь. Никогда — моя.

Бедфорд-Хиллз, несмотря на название, точно у загородного клуба, является тюрьмой строгого режима, и в этом главный ужас. Никто не хочет жить по установленному кем-то расписанию, в том числе преступники и особенно писатели. Мы сделали все, что могли, чтобы не подчиняться чужим правилам. Но я образованная белая женщина-писатель. Это дает своеобразные привилегии не только в том, свободном, мире, но и в этом, тюремном. Мне повезло, и я это знаю. Мне всегда везло. Но до сих пор я смотрю в окна, забранные металлической решеткой. До сих пор я брожу по спортивной площадке и обхватываю пальцами забор. Мои руки касаются свободы. Они почти чувствуют ее.

Но только руки. Не я.

Я не знала, что в здании, где жила Эмма, установили бесшумную сигнализацию, она срабатывала сразу, как только кто-то открывал дверь, прежде чем набрать персональный код. Эмма усилила меры безопасности, заметив всплеск ненависти в письмах, которые получала, потому она и установила эту сигнализацию. Когда я вскрыла замок на боковой двери, Эмма сидела на пожарной лестнице и курила. Ее телефон подал сигнал о вторжении. Она тут же позвонила копам, которые из-за сработавшей сигнализации уже были в пути. А то, что я приняла за спящую Эмму на кровати с балдахином, ну, просто так получилось, подушки случайно упали там, где обычно лежит ее крошечное тело, или, что тоже вероятно, их там разбросали, но мое бессознательное само дорисовало нужную картину. В любом случае, Эмме никакая опасность не угрожала, зато я совершенно точно была опасна. Для себя и для других.

Я напала на Эмму, угодила в лапы полиции, и тут детектив Вассерман набросилась на меня. Убийство по тяжести превосходит обычное нападение, поэтому судебный процесс перенесли в округ Саффолк и инициировали его в октябре две тысячи четырнадцатого года, через год после того, как Казимир с деликатесной уткой в животе и острым ледорубом в горле умер.

Что еще я могу рассказать о судебном процессе такого, чего вы еще не знаете? Мэгги демонстрировала потрясающую коллекцию костюмов цвета экрю. Я была вовлечена в процесс и носила монитор на лодыжке. Я не стала давать показания, потому что команда Мэгги сочла это плохой идеей. Мэгги сказала, что я навредила своему делу. И она была права. Я всегда была нетерпелива со своими подчиненными. Это слабость.

В конце концов мне предъявили обвинение по целому списку преступлений: убийство первой степени, нападение первой степени, поджог первой степени, подделка вещественных доказательств и два эпизода преступного посягательства первой степени. Судебное заседание в Риверхеде, округ Саффолк, Лонг-Айленд, было подано горячим, свежим и сочным. Здание, где оно проходило, — дело рук дальновидных дизайнеров, которые отвечали за такие архитектурные экзерсисы, как зал ожидания в аэропорту Кеннеди. Так что какой эстетики можно ожидать от этой компании? На самом деле никому никогда не нужен действительно красивый дизайн, все будут с молчаливого согласия большинства придерживаться буржуазной мягкости.

Я сидела, как безмолвная звезда в провинциальном театре. Мое заключение рассматривали как театрализованное представление, драму, мыльную оперу. Мою жизнь показывали с помощью ужасных фотографий, записей с телефонных разговоров, приглашенных гостей и клочков бумаги. Мэгги была великолепна. Она держалась высокомерно и размахивала руками, наполняя зал жизнью. От нее невозможно было оторвать глаз. Судья в очках и с носом, напоминающим клюв, был похож на сову. До вынесения приговора он ни разу не стукнул молотком по столу. Окружной прокурор оказался мужчиной, который в молодости мог сойти за симпатичного, но сейчас, когда ему было уже под пятьдесят, он начал походить на свинью и двигался так, точно в его толстой кишке лежало пятнадцать фунтов непереваренного красного мяса. Он был компетентным, но очень посредственным белым специалистом, который сделал какую-никакую карьеру просто потому, что был не совсем ужасным. Женщинам в таких условиях приходится работать гораздо усерднее, чтобы добиться хотя бы половины того, чего добиваются мужчины. Мэгги была исключительным профессионалом и рыскала здесь, как пантера.

Я аж вспотела, когда она столкнулась с детективом лицом к лицу. Я видела мускулистую, одетую в полиэстеровый костюм Вассерман каждый день. И каждый день представляла себе тысячи способов ее мучительной смерти в этом зале, полном обычных канцелярских принадлежностей. Шариковой ручкой можно быстро и сильно ударить в висок или глаз. Скотч — обмотать вокруг носа и рта. Оконная штора. Тяжелый судейский молоток. Мне хотелось хотя бы попробовать.

Я долго ждала, когда вездесущая Вассерман явится сюда официально, чтобы увидеть, как Мэгги выпотрошит ее, и чтобы увидеть, что эта немезида накопала на меня. Чтобы услышать из ее уст признание в сговоре с Эммой. Я хотела засвидетельствовать собственную гибель, многим ли из нас это доступно! Люди все плохи. Многие просто сживаются со своими худшими прегрешениями, которые лежат, тихие и темные, как мертвецы в бетонном склепе. Что есть рай, как не надежда на узнавание? Что есть ад, как не страх открытия.

Наконец окружной прокурор вызвал детектива Вассерман для дачи показаний. Подрагивая дредами, она прошествовала по залу суда в сером, как мох, дамском костюме, подняла руку и поклялась говорить правду, и только правду. Вассерман сидела за кафедрой, ее глаза блестели от удовольствия, она наслаждалась каждой секундой своего выступления. Смаковала каждый вопрос и наслаждалась каждым кратким, абсолютно профессиональным ответом с оргазмической самозабвенностью. Она и свиноподобный окружной прокурор отлично исполнили этот танец, это отрепетированное па-де-де в мою честь.

Я представила, как Мэгги медленно потрошит детектива Вассерман. Я уже видела, как моя светлая львица сдирает плоть с улик, ее пасть испачкана запекшейся кровью. Я представил себе Мэгги-хирурга, Мэгги-дрон-оператора, Мэгги-мясника.

Моя воображаемая Мэгги, как оказалось, была куда более эффективной, чем Мэгги из плоти и крови. Мэгги сделала все, что могла, но кровавые раны детектива Вассерман волшебным образом затянулись, когда они с прокурором предоставили единственное доказательство, неопровержимое свидетельство моего несомненного присутствия в сгоревшем доме в Робинс-Ресте в ту холодную октябрьскую субботу, в ночь, когда Казимир встретил свой неожиданный конец, а дом — зажженную спичку.

Так что же такое раскопала Вассерман, что так крепко привязало меня к этому месту и к этой ночи? Маленький клочок бумаги.