Книга Цивилизация труда: заметки социального теоретика - Татьяна Юрьевна Сидорина

Лентяй же отвращен не только от труда или работы, он отвращен от занятий вообще.

Итак, даже в первом приближении трактовки понятий «праздность» и «лень» в толковом словаре В. Даля выявляют существенные разночтения. Полагаю, что важно учитывать время составления этого словаря – середина XIX в. Безусловно, Россия этого времени не была центром индустриального развития, тем не менее это уже не традиционное общество с его устоями и уложениями «Домостроя».

Не знаю, задумывался ли сам В. Даль о тождественности / нетождественности понятий «праздность» и «лень»: современная жизнь существенно сблизила их трактовку и употребление. Однако даже несложный анализ позволяет обнаружить не только различия, но и противоречия в их этимологии.

Попробуем посмотреть на исторический контекст, возможно, определивший указанные различия. Образ лентяя и бездельника вывел Д.И. Фонвизин в своей знаменитой комедии «Недоросль». Заметим, что Фонвизин происходил из рыцарского рода, вышедшего из Ливонии при Иване Грозном и давшего России несколько поколений служилых дворян.

Фонвизин в какой-то мере подвел итог средневековых размышлений о лени. Исходя из тезиса, что ленивый боится при деле труда, писатель делает вывод, что ленивый вообще не хочет не только работать, но и вообще чем бы то ни было заниматься, поскольку любое дело предполагает определенное напряжение: «Лень сковывает, парализует волю человека при одной мысли о напряжении в работе. У ленивого есть некоторый волевой момент, волевой импульс, некоторая (пусть только в намерении, в глубине сознания или души) степень готовности к работе, однако трудности (от слова труд (!) страшат, труд ведь всегда сопряжен с преодолением трудностей. Логико-психологическая цепочка такова: ментальное намерение работы ➝ работа как ментальный (нереальный (!) акт ➝ трудности как обязательный элемент работы ➝ страх ➝ отказ от мысли о работе ➝ леность»443.

В свою очередь праздность «проистекает от желания неги, свободного времяпрепровождения, бегства от самой идеи работы, занятия, а значит – и труда. Логическая цепочка предстает в следующем виде: желание неги ➝ нежелание физической работы ➝ бегство от работы. У праздного человека идея труда (трудностей) вообще остается на периферии, в глубине сознания, не всплывая в рефлексируемую зону сознания (курсив мой. – Т. С.), поэтому ментальный горизонт ограничивается нежеланием самого факта работы…»444.

Таким образом, есть основания для разделения таких исходных и противостоящих труду понятий, как праздность и лень. Страшась тягот работы, лентяй бежит от любого дела. Праздный же человек свободен от исполнения «трудового долга», но это не принуждает его проводить время в безделье, он волен предаваться тем занятием, к которым у него есть интерес или склонность, хотя волен и не делать этого. Праздность нетождественна лени; праздный человек в исторической перспективе свободен от труда. Это никак не исключает того, что он может найти себе занятие по интересам, увлечься каким-то делом, ставить перед собой цели и достигать результатов.

Праздный человек свободен как от самого труда, так и от мыслей о нем. Это обеспечено для него правом рождения. Что же касается занятий иного рода, то, скорее всего, ему даже в радость заняться каким-то делом, например охотой, рыбной ловлей, искусствами, науками, философствованием, физическими упражнениями, изучением языков и т. д.

Отличие праздного человека от человека труда, помимо прочего, в том, что у праздного человека есть свободное время (праздное, пустое, на что указывает В. Даль)

Здесь мы подходим к понятию «образ жизни». Современный толковый словарь предлагает следующую трактовку: «Образ жизни – это философско-социологическое понятие, охватывающее совокупность типичных видов жизнедеятельности индивида, социальной группы, общества в целом в единстве с условиями жизни. Позволяет рассматривать во взаимосвязи основные сферы жизни людей, труд, быт, культуру, политическую жизнь»445.

Образ жизни формируется вокруг типичных видов жизнедеятельности, он зависит от того, какие виды жизнедеятельности являются определяющими. Таковыми, например, могут быть как труд, так и безделье.

Праздность противопоставляется труду (работе), противопоставляется и образу жизни, соответствующему той или иной деятельностной установке. Вопрос в том, как человек понимает и выстраивает свою жизнь, какие установки являются для него жизнеопределяющими (безделье, праздность, трудоголизм и т. п.).

Если согласиться, что деятельность (в той или иной форме) – обязательный элемент образа жизни, то совершенно неочевидно, что этим элементом выступает именно труд и сопутствующие ему трудолюбие, трудоголизм, трудозатраты и пр. В данном ключе положение о том, что человек должен добывать хлеб в поте лица своего утрачивает императивный характер.

И если образ жизни как трудящегося человека, так и праздного включает определенную деятельностную компоненту (и это в какойто мере сближает эти модели), то какой модели организации жизни соответствует лень?

Напомним, что ни трудящийся, ни праздный человек не чураются дела или, работы, и каждый занят чем-то своим, какой-то деятельностью. При этом для одного эта деятельность – праздник, а для другого – тягостная, мучительная обязанность; один живет в системе жизненных категорий, которые исключают труд; другой же выстраивает всю свою жизнь именно вокруг труда. Но так или иначе образ жизни этих людей определяется их деятельностью.

Если говорить о лени, то, согласно А.В. Зеленину, особенность этой жизненной практики в том, что труд (и не только труд, но и любое дело, деятельность) присутствует в системе координат ленивого, однако он бежит от этого труда-дела-деятельности, боится его, уклоняется и обретает счастье в полном безделье446.

Исторические трансформации трактовки понятий «праздность» и «лень»

Интересный подход к трактовке понятий «праздность» и «лень» предлагает О.П. Зубец. Она исходит из того, что необходимо рассматривать их в историческом контексте, и пытается реконструировать содержание праздности и лени на основе ценностей, присущих аристократии, буржуазии или мещанству447.

Праздность может рассматриваться исключительно в контексте аристократизма. Праздность не есть бездействие, это деятельность, но особого рода: деятельность по воспроизводству самого себя (в противоположность производства, предопределенно отчуждаемого от себя, а если и присваемого себе, то только опосредованно, через первоначальное отчуждение вовне)448. Праздность – это специфический способ бытия, характерный для аристократического образа жизни. Аристократ всегда живет праздно.

Праздность, таким образом, есть особое существование в замкнутом, обращенном на себя ценностном мире, в котором никакое деяние не есть труд. Не случайно никто не называет трудом героическое деяние, ведь в нем значимость и персонифицированность несоизмеримы с непосредственным предметным результатом. Но таковы и все аристократические деяния. А потому они неизбежно праздны. В сущности, аристократизм превращает любое действие в праздное, подобно тому, как мещанин, буржуа все облекает в форму труда449.

Для О.П. Зубец праздность есть деятельность по воспроизводству отделенного и защищенного за́мковой стеной собственного уникального не выходящего за пределы себя, но в