Книга Охотник - Л. Дж. Шэн

это было немного унизительно.

Но больше всего мне нравилось, что Хантер Фитцпатрик был достаточно сумасшедшим, чтобы трахнуть кого-то тайком от отца и рискнуть лишиться своего наследства. Достаточно смелым, чтобы трахнуть дочь криминального авторитета, как животное, зная о возможных последствиях.

Он был бесстрашным и бунтарем, и грешником, и святым.

Принцем, который никогда не хотел своего титула.

Чистосердечным распутником.

Он был воплощением всего, от чего женщина должна бежать. Но вот она я и тону все глубже.

Между нами зародилось сокрушительное удовольствие, и я, почувствовав, как он набухает и дергается во мне, противилась близящейся разрядке, отчаянно желая, чтобы мы достигли ее вместе.

– Ты скоро? – задыхалась я.

– Детка, да мне вот-вот понадобится капельница. Разрешаешь быть грязным?

– Да. – У меня вырвался стон как раз в тот миг, когда он вышел из меня.

Мои колени стукнулись друг о друга. Я задрожала, чувствуя, как мне его не хватает. Хантер сорвал презерватив, обхватил мою киску ладонью, введя три пальца внутрь, и прижал член к моему саднящему, узкому заднему проходу. Моя задница оказалась приподнята над матрасом, а ягодицы раздвинуты, и я почувствовала, как на них рывками брызгает густая горячая сперма. Он всунул пальцы глубже в мое влагалище, закрывая вход, чтобы она не затекла внутрь. Я тоже кончила.

Хантер навалился на меня, прижимаясь грудью к моей взмокшей спине, и не успела я понять, что происходит, как одна из ножек сломалась, и кровать покосилась на бок. Тишину комнаты прорвал треск раскалывающегося дерева.

Я покатилась по накренившемуся матрасу, думая только о том, что моему плечу сейчас совершенно ни к чему еще один удар, особенно после того, как я начала добиваться прогресса в лечении. Но, прежде чем мое тело коснулось пола, я почувствовала, как рука Хантера обняла меня за талию и осторожно подтянула обратно на кровать. Я вцепилась в него, будто мы оказались выброшены посреди океана на обломке дерева.

– Господи, – простонала я. – Как это случилось?

– Это гипотетический вопрос или дать тебе развернутый, пошлый ответ? – прошептал Хантер мне на ухо, покусывая мочку, отчего я захихикала.

Я попыталась встать на ноги, но он прижал меня, схватив за задницу, и поцеловал в щеку.

– Подожди тут. Я тебя вытру.

– Кровать сломана, – напомнила я. – Мы не в фильме. Я не буду с наслаждением возлежать на покосившейся кровати.

Он драматично закатил глаза.

– Не даешь мне покрасоваться.

Хантер поднял меня на руки, как невесту, и отнес в смежную ванную. Там он посадил меня на столешницу, взял полотенце, намочил его в горячей воде и вытер меня между ног. Все это время я не сводила с него глаз. Не может быть, чтобы он вел себя так со всеми своими любовницами.

Перестань о них думать. перестань зацикливаться на множестве девушек, с которыми он был. Все равно их будет еще много, и тебя это не касается.

– Ты сегодня очень круто справился с ситуацией, – сказала я некоторое время спустя.

Мы погрузились в комфортную тишину, но, наблюдая за выражением его лица, пока он сосредоточенно вытирал самые интимные части моего тела, я почувствовала себя свободнее. Я до сих пор не могла поверить, что переспала с тем, кто не приходился мне своего рода постоянным парнем.

Хантер покачал головой.

– Я с юных лет усвоил, что женщины рядом со мной надолго не задерживаются. Когда мне было шесть, родители отправили меня в школу-интернат. А когда я приезжал домой, нянечки так и перли у меня из всех щелей. Не думаю, что мама осознанно не оказывала мне поддержку, но это не отменяет того факта, что так и было. Нянечки работали посменно и часто менялись. Па взял за правило менять их каждый сезон, чтобы я не учился полагаться на женщину. Наверное, он боялся, что кто-то из его сыновей не вырастет полностью независимым. С Киллианом он поступал точно так же. Разница лишь в том, что Килл родился с душой на десять тонов темнее, чем у обычного человека, – весь в своего отца. Мы оба росли, усваивая, что женщины – расходный материал и рождены, чтобы прислуживать нам и производить на свет наследников. Па изменял маме. Мама изменяла ему. Килл… да черт знает, что творится у него в голове, пока он перебирает бесконечную череду бессмысленных мимолетных связей, но он умеет делать это незаметно.

Я коснулась его лица, побуждая рассказать мне больше. Еще немного, и я бы расслышала, как крутились шестеренки в его голове, пока он думал об этом.

– Вот только отец не учел, что я не Киллиан. Я не родился безжалостным, корыстолюбивым дегенератом с тягой к боли. Поэтому я выбрал самое простое – жалкую имитацию. Но она всегда получалась без этого лоска Киллиана Фитцпатрика. Мои интрижки грязные, публичные и, как оказалось, чертовски дорого обходятся.

Я рассмеялась над его словами и зажала рот ладошкой. Хантер ответил усталой улыбкой, бросив использованное полотенце на пол. Домработница постирает его, когда придет завтра утром, будто мы жили в отеле.

Возможно, так Хантер чувствовал себя всегда – гостем даже в собственной квартире.

Я спрыгнула, прижав ладони к его груди. Все мое тело болело. Ниже пояса все будто было растерзано. А выше пояса каждый сантиметр моей кожи покрылся красной сыпью от его неумолимой щетины.

– Спасибо. – Я поцеловала его в уголок губ.

– За что?

– За то, что ты настоящий. Я знаю, что это непросто.

Я собралась в свою комнату, противясь желанию позвать Хантера в свою постель, раз его кровать была сломана. Неважно, что мы вместе ее сломали. Я решила быть очень осторожной с Хантером во всем, что можно было расценить как навязчивость или излишнюю тягу к отношениям. Не только ради него, но и ради себя тоже.

Но как только я ступила за порог, он обхватил меня рукой за талию.

– Куда это ты собралась, aingeal dian? Если ты до сих пор можешь ходить, значит, мы еще не закончили.

Он отнес меня в мою постель и еще трижды той ночью проделал неописуемые вещи с моим телом.

Потом он заснул на мне, переплетя наши руки и ноги.

А когда я проснулась следующим утром, как он и обещал, едва могла ходить из-за боли между ног. Мне казалось, будто я писаю пламенем, и было в самом деле страшно справлять большую нужду.

Но больше всего меня беспокоило мое сердце, которое будто потяжелело на пять килограммов и распухло так, что я едва волочила ноги.