Книга Лейтенант Хорнблауэр. Рука судьбы - Сесил Скотт Форестер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Когда вы были назначены? — спросил Хорнблауэр.
— В июле девяносто шестого, — сказал Буш.
— Спасибо.
Ровный тон Хорнблауэра ничего не сообщил Бушу, и тому пришлось в свою очередь спросить:
— А вы?
— В августе девяносто седьмого, — сказал Хорнблауэр. — Вы старше меня. И Смита тоже — у него январь девяносто седьмого.
— Так вы, значит, младший лейтенант.
— Да, — ответил Хорнблауэр.
Судя по голосу, он ничуть не огорчился, что новоприбывший оказался старше, однако Буш без труда угадывал его чувства. Буш сам недавно был младшим лейтенантом на линейном корабле и прекрасно знал, что это такое.
— Вы будете третьим, — продолжал Хорнблауэр. — Смит — четвертый, я — пятый.
— Я буду третьим? — задумчиво, как бы самому себе, сказал Буш.
Каждый лейтенант имеет право помечтать, даже если он, подобно Бушу, начисто лишен воображения. Возможность повышения существует хотя бы теоретически: от гусеницы-лейтенанта до бабочки-капитана, иногда даже минуя стадию куколки — капитан-лейтенанта. Без сомнения, лейтенантов иногда продвигают по службе; по большей части, естественно, тех, у кого есть друзья при дворе или в парламенте, или тех, кому повезло привлечь внимание адмирала как раз тогда, когда открылась вакансия. Большинство капитанов в капитанском списке обязаны своим возвышением тому или иному из этих обстоятельств. Но иногда лейтенанта повышали за боевые заслуги — вернее сказать, при удачном стечении благоприятных обстоятельств и боевых заслуг, а это, как известно, дело случая. Если корабль исключительно отличился в некой исторической операции, первый лейтенант мог продвинуться в звании (как ни странно, это считалось комплиментом капитану). В случае же гибели капитана заменивший его лейтенант (старший из оставшихся в живых) иногда получал чин даже за небольшой успех. С другой стороны, лихая шлюпочная операция, блестящий успех наземного десанта могут привести к повышению командовавшего ими лейтенанта — старшего, разумеется. Честно говоря, шансы ничтожны, но все-таки они есть.
Однако даже эти малые шансы по большей части относятся к первому лейтенанту; для младшего они и того меньше. Так что лейтенант, мечтающий о капитанском чине с его почетом, неплохим жалованьем и призовыми деньгами, вскоре вновь мысленно возвращался к теме своего старшинства. Если «Слава» окажется в далеких краях, где адмирал не сможет назначать на нее лейтенантами своих любимчиков, то всего две жизни будут отделять Буша от места первого лейтенанта с вытекающими отсюда шансами на повышение. Естественно, он думал об этом. Столь же естественно, он не думал о том, что стоящего перед ним человека отделяют от этого положения четыре жизни.
— Впереди Вест-Индия, — философски заметил Хорнблауэр. — Желтая лихорадка. Малярия. Ядовитые змеи. Плохая вода. Тропическая жара. Сыпной тиф. И в десять раз больше шансов на боевые действия, чем в Ла-Маншском флоте.
— Верно, — признательно согласился Буш.
Оба молодых человека с их двумя-тремя годами лейтенантской выслуги (и свойственной молодости верой в свое бессмертие) могли с удовлетворением обсуждать опасности вест-индской службы.
— Капитан приближается, сэр, — торопливо доложил вахтенный мичман.
Хорнблауэр молниеносно поднес к глазу подзорную трубу и устремил ее на движущуюся к ним шлюпку.
— Совершенно верно, — сказал он. — Бегите на нос и доложите мистеру Бакленду. Боцманматы! Фалрепные! Поживей!
Капитан Сойер поднялся через входной порт, приложил руку к полям треуголки, приветствуя офицеров, и подозрительно огляделся. На корабле царил полный хаос, как всегда перед дальним плаванием, но это едва ли оправдывало косые быстрые взгляды, которые бросал по сторонам Сойер.
У капитана было крупное лицо и длинный крючковатый нос, которым он, стоя на шканцах, поводил из стороны в сторону. Сойер заметил Буша; тот подошел и доложился.
— Вы поднялись на борт в мое отсутствие, так ведь? — спросил Сойер.
— Да, сэр. — Буш несколько удивился.
— Кто сказал вам, что я на берегу?
— Никто, сэр.
— Тогда как вы догадались?
— Я не догадывался об этом, сэр. Я не знал, что вы на берегу, пока мне не сказал мистер Хорнблауэр.
— Мистер Хорнблауэр? Так вы знакомы?
— Нет, сэр. Я доложился ему по прибытии на борт.
— Значит, вы втайне от меня успели перекинуться несколькими словами с глазу на глаз?
— Нет, сэр.
Буш собирался было добавить «конечно нет», но смолчал. Пройдя суровую жизненную школу, Буш научился не произносить лишних слов в разговоре со старшим офицером, склонным к раздражительности, что старшим офицерам вообще свойственно. В данном случае раздражительность казалась еще более неоправданной, чем обычно.
— Извольте запомнить, я не позволю никому сговариваться у меня за спиной, мистер… э… Буш, — сказал капитан.
— Есть, сэр.
Буш встретил испытующий взгляд капитана со спокойствием ни в чем не повинного человека, но при этом изо всех сил постарался скрыть изумление, а так как актер он был никудышный, борьба эта отразилась на его лице.
— Ваша вина написана у вас на физиономии, мистер Буш, — сказал капитан. — Я это запомню.
Он повернулся и пошел вниз, а Буш, стоявший до того навытяжку, расслабился и обернулся к Хорнблауэру, чтобы выразить свое изумление. Ему очень хотелось порасспросить о необычном поведении капитана, но слова застряли у него в горле при виде деревянного, ничего не выражающего лица молодого офицера. Буш отвернулся, удивленный и немного обиженный. Он уже готов был записать Хорнблауэра в капитанские прихлебатели — или вместе с капитаном в безумцы, — когда краем глаза увидел, что голова Сойера вновь появилась над палубой. Видимо, у основания трапа тот решил вернуться, чтобы захватить врасплох обсуждающих его офицеров, — и Хорнблауэр знал привычки своего капитана лучше, чем Буш. Последний усилием воли заставил себя выглядеть естественно.
— Можно мне попросить у вас матросов, чтобы отнести вниз мой рундук? — спросил он, надеясь, что слова его не покажутся капитану такими вымученными, какими они прозвучали в его собственных ушах.
— Конечно, мистер Буш, — отвечал Хорнблауэр совершенно официально. — Позаботьтесь об этом, пожалуйста, мистер Джеймс.
— Ха! — фыркнул капитан, снова сбегая по трапу.
Хорнблауэр, глядя в сторону Буша, слегка приподнял бровь, но то был единственный знак, что поведение капитана несколько необычно. Буш, спускаясь за своим рундуком в каюту, с отчаянием осознал, что на корабле никто не решается открыто высказывать собственное мнение. Но «Слава» среди свиста и сутолоки готовилась к выходу в море, и Буш был на борту, по закону — один из ее офицеров. Оставалось лишь философски покориться судьбе. Придется пережить это плавание, если одна из тех причин, которые Хорнблауэр перечислил в первом разговоре, не избавит его от дальнейших хлопот.
II
«Слава» лавировала к зюйду под зарифленными марселями. Западный ветер кренил ее набок. Она шла в те