Книга Лейтенант Хорнблауэр. Рука судьбы - Сесил Скотт Форестер

краткими примечаниями. Не нужно было прочитывать его до конца, чтобы сообразить: здесь все сведения для руководителей будущего мятежа. Был также текст прокламации. «Ирландцы!» — начинался он.

Хорнблауэр сел на койку и попытался думать, взлетая и опускаясь вместе с кораблем. Эти деньги могут обеспечить ему богатую жизнь. Эти сведения, переданные правительству, зададут работу всем палачам Ирландии. Он аккуратно сложил все обратно, закрыл крышку и, чтобы оттянуть решение, принялся изучать механизм секретного замка. Ничего не произойдет, если не проделать все движения последовательно. «И» не повернешь, если сначала не поднять «Б», и так далее. Практически невероятно, чтобы кто-нибудь без подсказки достаточно сильно потянул «Б» или вообще заметил, что крышка сборная. И тем не менее, если он объявит о своем открытии, над Пейном станет потешаться весь флот — ведь тот обыскал вещи Маккула и ничего не нашел.

Хорнблауэр затолкал сундук обратно под койку на случай, если войдет Смит, и попытался разобраться, что же он такое узнал. Маккул не лгал в последнем письме. «Верный и в смерти». Последней мыслью осужденного было дело, за которое он умирал. Если бы западный ветер продержался еще пару часов, сундук сейчас был бы в Дублине. С другой стороны, открытие сулило благодарность в приказе, награду, внимание начальства — что и нужно младшему лейтенанту без связей на пути к капитанскому званию. А палачам в Ирландии предстоит работенка. Хорнблауэр вспомнил, как умирал Маккул, и его снова затошнило. В Ирландии сейчас тихо. Победы при Сан-Висенти, Абукире и Кампердауне избавили Англию от непосредственной опасности. Она может позволить себе быть великодушной. Он может позволить себе быть великодушным. А деньги?

Когда потом Хорнблауэр мысленно возвращался к этому событию, он цинично объяснял свое решение тем, что банковские билеты вещь коварная, они нумерованы, их легко проследить, а деньги в сундуке вполне могли оказаться фальшивками французского производства. Подлинные же его мотивы были столь смутны и запутанны, что он их стыдился и потому не желал признавать. Он хотел забыть о Маккуле, хотел, чтобы вся эта история осталась в прошлом.

Решение стоило ему многочасового вышагивания по палубе и нескольких бессонных ночей. В конце концов, собравшись с мыслями, Хорнблауэр тщательно все подготовил и, когда настало время, действовал без колебаний. Он стоял первую вахту, вечер был спокойный, и «Слава» под малыми парусами скользила по темной воде на пределе видимости от других кораблей эскадры. Смит в кают-компании играл в карты с врачом и казначеем. Хорнблауэр отправил двух самых тупых вахтенных матросов за сундуком, заранее обернутым парусиной. Сундук сильно потяжелел, потому что под одеждой в нем скрывались два двадцатичетырехфунтовых ядра. Хорнблауэр велел матросам поставить ношу в шпигат, а когда после четырех склянок «Слава» меняла галс, сумел одним рывком выбросить сундук за борт. За шумом поворота всплеск прошел незамеченным.

Однако оставалось письмо. Оно лежало в бюваре и постоянно мучило Хорнблауэра. Эти нежные строки, эти страстные прощания; ужасно, что вдова Маккул лишена утешения видеть их, перечитывать и бережно хранить. Но… но… когда «Слава» стояла в устье реки Теймар, готовясь к походу в Вест-Индию, Хорнблауэр оказался за обедом бок о бок с Пейном. Несложно было направить беседу в нужную сторону.

— Кстати, — спросил Хорнблауэр с хорошо наигранной небрежностью, — у Маккула осталась вдова?

— Вдова? Нет. Еще там, в Париже, он впутался в громкий скандал из-за Ла Гитаниты, танцорки. А вдовы никакой нет.

— О, — сказал Хорнблауэр.

Итак, прощальное письмо, как и стих, было художественным вымыслом. Да, жильцы некоего дома в Дублине порадовались бы и посылке, и письму «вдове Маккул». Досадно, что он столько думал об этой вдове, зато письмо теперь можно было спокойно отправить вслед за сундуком.

И Пейн не стал посмешищем флота.

Лейтенант Хорнблауэр

Роман

I

Лейтенант Уильям Буш прибыл на борт корабля его величества «Слава», когда тот стоял на якоре в устье реки Теймар, неподалеку от Плимута. Он доложился вахтенному офицеру — высокому и довольно нескладному молодому человеку со впалыми щеками и меланхолическим выражением лица. Мундир на нем сидел так, словно он оделся в темноте и больше об этом не вспоминал.

— Рад видеть вас на борту, сэр, — сказал вахтенный. — Меня зовут Хорнблауэр. Капитан на берегу. Первый лейтенант десять минут назад ушел с боцманом на бак.

— Спасибо, — ответил Буш.

Он внимательно огляделся, примечая, как ведутся бесчисленные работы для подготовки корабля к долгому плаванию в отдаленных морях.

— Эй, вы! На сей-талях! Помалу! Помалу! — кричал Хорнблауэр через плечо Буша. — Мистер Хоббс! Следите, что делают ваши люди!

— Есть, сэр, — последовал унылый ответ.

— Мистер Хоббс! Пройдите сюда!

Жирный мужчина с толстой седой косичкой вразвалку приблизился к стоящим на шкафуте Хорнблауэру и Бушу. Яркий свет слепил ему глаза, и он заморгал, глядя на Хорнблауэра; солнце осветило седую щетину на многочисленных подбородках.

— Мистер Хоббс! — Хорнблауэр говорил тихо, но прозвучавший в его словах напор удивил Буша. — Порох нужно загрузить дотемна, и вы об этом знаете. Так что не отвечайте на приказы подобным тоном. В следующий раз отвечайте бодро. Как вы заставите матросов работать, если сами скулите? Идите на бак и не забудьте, что я сказал.

Говоря, Хорнблауэр немного наклонился вперед. Сцепленные за спиной руки, вероятно, служили противовесом выставленному вперед подбородку, но в целом небрежная поза не соответствовала яростному напору его слов. При этом говорил он так тихо, что никто, кроме них троих, ничего не слышал.

— Есть, сэр, — сказал Хоббс, поворачиваясь, чтобы идти на бак.

Буш отметил про себя, что этот Хорнблауэр — горячая голова. Тут он встретился с ним взглядом и с изумлением увидел, как меланхолический глаз легонько ему подмигивает. Внутренним чутьем он понял, что свирепый молодой лейтенант совсем не так свиреп, а жар, с которым он говорил, — напускной, почти как если бы Хорнблауэр практиковался в иностранном языке.

— Только позволь им скулить, и они совсем разболтаются, — объяснил Хорнблауэр. — А Хоббс еще хуже других. Исполняющий обязанности артиллериста, причем очень плохой. Вконец обленился.

Двоедушие молодого лейтенанта покоробило Буша. Человеку, который может напустить на себя притворный гнев и тут же легко его отбросить, доверять нельзя. Однако карий глаз щурился так заразительно, что честный голубой глаз Буша тоже подмигнул, почти помимо его воли. Буш почувствовал прилив неожиданной приязни к Хорнблауэру, но природная осторожность взяла верх над внезапным чувством. Впереди долгое плавание, и времени, чтобы составить взвешенное суждение, будет предостаточно. Пока Буш видел, что молодой офицер пристально его разглядывает, явно намереваясь спросить