Книга Расплата - Ирса Сигурдардоттир

– Серьезно.

– Знаю. – Он застенчиво улыбнулся. – А вы хорошо держитесь. Вы ведь доктор, да? В смысле, не столько психолог, сколько психиатр?

– Нет, я психолог. – Фрейя повернулась и посмотрела на фотографию отрубленных рук. – Возможно, фотографии не производят на меня впечатления, потому что кажутся нереальными. То есть я понимаю, что они настоящие, но мозг отказывается принимать это, как бы предполагая, что это «Фотошоп».

– Уверяю вас, здесь они такие, какие есть. Я сам был там, где их нашли.

– А вот это? Ноги?.. – Фрейя показала на похожую фотографию. – О них я не знала.

– Их нашли сегодня утром.

– Они принадлежат одному и тому же человеку?

– Почти наверняка да, но нужно провести тест ДНК, тогда и можно будет говорить с полной уверенностью. Уже ясно, что группа крови одна и та же, а патологоанатом считает, что и возраст тоже совпадает. – Гвюдлёйгюр взглянул на фотографию. – Ноги тоже отпилили бензопилой, но жертва, судя по всему, уже была мертва. Мне, признаться, даже легче стало.

Фрейя улыбнулась ему. Признание прозвучало непривычно искренне, и она машинально предположила, что молоденький полицейский, должно быть, из села.

– Вижу, теперь вы относитесь к письму Трёстюра гораздо серьезнее. Я имею в виду то, из временно́й капсулы. – Фрейя кивнула на белую доску с написанными в колонку инициалами. К некоторым были добавлены имена: к БТ – Бенедикт Тофт, к К – Кольбейн Рагнарссон, к ЙЙ – Йоун Йоунссон. С, ПВ и Э сопровождал вопросительный знак. В самом низу за именем Торвальдюр Сваварссон следовали два вопросительных знака. – Кто такой Торвальдюр Сваварссон?

– Ноги нашли у него во дворе. Работает в прокуратуре, но, насколько можно судить, с Йоуном Йоунссоном никак не связан. Если не считать того, что несколько дней назад какой-то мужчина заманил его детей в машину, а потом вернул, попросив ребят передать отцу привет от Ваки.

– Ваки Оррадоттир?

– Похоже на то. Мы узнали об этом лишь сегодня утром, когда поговорили с их матерью повторно. После того, как нашли ноги, ее попросили приехать с детьми. С Торвальдюром она разведена. При первом опросе, когда речь шла о похищении, этот факт остался в тени. – Гвюдлёйгюр отвел глаза и смущенно пояснил: – То есть она об этом не упомянула. В смысле, мать.

– А что тот мужчина, который забрал детей? Его нашли?

– Нет. Он был в костюме Санта-Клауса, и они не смогли описать ни его, ни машину. Маленькие, еще дошкольники…

Фрейя прекрасно знала, какими неточными могут быть дети, описывая кого-то или что-то.

– Явный кандидат – Йоун Йоунссон. Вам удалось его найти?

Гвюдлёйгюр покачал головой.

– К сожалению, нет. Но мы установили, что руки – не его. Сравнили с отпечатками на книге, которая была у него в тюрьме, и они не совпали.

– А разве у полиции уже не было его отпечатков?

– Нет. Произошла какая-то путаница, и вот теперь прокуратура ищет некоторые затребованные нами документы. Со старыми делами такое случается часто. Вечно не хранится ничто.

Согласиться с ним Фрейя не могла. Один комплект отпечатков мог пропасть из-за чьей-то ошибки, но когда пропадает так много официальных документов, прямо или косвенно связанных с Йоуном Йоунссоном, случайностью это назвать трудно. Создавалось впечатление, что эти файлы уничтожались систематически и целенаправленно. Кто мог это сделать? Как? Зачем? Фрейя не знала, но молчала, потому что не хотела выступать в роли сторонника теории заговора. Полиция, должно быть, уже поняла, что здесь все не так. Если только эта проблема не была общей; в конце концов, что она знает о регистрации и хранении документов в общественном секторе?

– Он у вас главный подозреваемый? – Фрейя окинула взглядом материалы на стене.

– И да, и нет. Собственно, подозреваемых у нас нет. Но есть предположение, что в этом деле работают двое. Трудно представить, как один человек мог бы перенести гроб и тем более достать его из могилы. – Гвюдлёйгюр указал на комментарии, оставленные на белой доске: 1 человек или 2? 1, 2 или 3 дела? Оба комментария были обведены кружочками. – Как видите, мы даже не уверены, что гроб, убийство и отрезанные конечности можно объединить в одно дело. Не говоря уже о письме из временно́й капсулы. Может быть, все связано, а может быть, нет…

– Связано? Конечно. Иначе и быть не может. Эйнар Адальбертссон, человек в гробу, был отчимом Йоуна Йоунссона, а автор письма, Трёстюр, – его сын. О совпадении не может быть и речи. Бенедикт Тофт выступал обвинителем на суде над Йоуном.

Подтянувшись и приняв важную позу, Гвюдлёйгюр заявил:

– Мы надеемся, что ситуация прояснится в самое ближайшее время. Несколько вопросов остаются без ответа, но в целом следствие движется в верном направлении. Вот только то старое письмо не дает покоя. Сам ли Трёстюр составил список, или имена были в списке его отца? Но если так, то почему в списке инициалы Йоуна Йоунссона? Вряд ли Йоун намеревался разделаться с самим собой.

– Вряд ли, – согласилась Фрейя, успев подумать, что это было весьма удобно. – Если это те, кого выбрал мишенями Йоун, то, возможно, Трёстюр добавил его инициалы, чтобы самому поквитаться с отцом.

Гвюдлёйгюр оставил ее предположение без комментария и только потер гладкий подбородок.

– Есть и еще одна загадка. Если преступник – Йоун Йоунссон, то кто его сообщник? Друзей у него раз-два и обчелся. Знакомых тоже немного. Как-никак, он провел в тюрьме десять лет. Мы навели справки в Литла-Хрёйн – большинство заключенных его терпеть не могли, и он держался сам по себе. Непохоже, чтобы он успел обзавестись на свободе приятелем, который стал его сообщником.

– И сын тоже помогать вряд ли стал бы.

– Не знаю. Я с Трёстюром не встречался. – Гвюдлёйгюр сложил руки на груди и сел на стол. – Но мы не можем полностью исключать его возможную причастность ко всему этому. И даже рассматривать как подозреваемого в убийстве Бенедикта Тофта или несчастного без рук и ног.

– Но ему понадобилось бы два помощника?

Гвюдлёйгюр пожал плечами.

– Друг, мать, даже сестра, хотя она-то, кажется, и мухи не обидит… И вообще, лично я считаю, что женщины к этому не причастны.

Фрейя не стала возражать, хотя и знала, что женщины способны на изощренную жестокость, особенно по отношению к педофилам. Впрочем, в Исландии ничего подобного еще не случалось; ни одна женщина – и даже мужчина – не облекала свою месть в такую ужасающую форму, которая была проиллюстрирована на стене. И жертвы тоже не вписывались в этот сценарий, по крайней мере Бенедикт Тофт. Насколько знала Фрейя, Тофт не был педофилом.

– Кто-то из них – Бенедикт Тофт, Кольбейн или этот… Торвальдюр… подозревался в насилии над детьми?

– Нет. Биографии у всех чистенькие, никаких зацепок.

Так она и думала. Они просто не вписывались в страшную картину происходящего.