Книга ДНК миллиардера. Естественная история богатых - Ричард Коннифф

«Богатство наполняло их энергией и открывало перед ними новые возможности, и они бросались в пучину удовольствий с животным безрассудством, которое ужасает и одновременно развлекает современного читателя», – писал об аристократии XVIII века историк лорд Дэвид Сесил.

Недостойное поведение богатых мужчин как с профессиональными жрицами любви, так и с любительницами было неудивительно. Однако Сесил добавляет:

«Многие подозревали, что даже незамужние девушки, такие как леди Эстер Стэнхоп, имели любовников; среди замужних женщин эта практика была столь широко распространена, что не вызывала пересудов… Члены семьи Харли, дети графини Оксфордской, были известны как „харлейская смесь“ по причине множества отцов, породивших их на свет. Герцог Девонширский имел трех детей от герцогини и двоих от леди Элизабет Фостер, я герцогиня – еще одного от лорда Грея. Большинство из них воспитывались вместе в девонширском поместье, причем у каждой группы детей была своя фамилия».

Ближайшей аналогией поведению таких аристократов в природе представляется австралийская разновидность пеночки, 76 % птенцов в этой популяции рождаются в результате связей вне пары.

Преданность жены, видимо, имела большое значение главным образом в первые годы брака, когда необходимо было обеспечить законное происхождение наследника фамильного титула. Или, как сказал историк, писавший о Бленеме, «ни один джентльмен не преследовал леди до истечения десяти лет брака; ей нужно было хорошее начало, чтобы заполнить детскую законными отпрысками, однако никому не было дела до того, кто произведет на свет оставшуюся часть потомства». Увы, десяти лет не всегда оказывалось достаточно. Леди Мельбурн родила своему мужу законного сына Пенистона в 1770 году, но Пенистон умер от чахотки, не дожив до сорока лет, и вместо него наследником стал его брат Уильям, родившийся в 1779 году и «всеми почитавшийся сыном лорда Эгремонта» (он затем стал премьер-министром). Лорд Мельбурн-старший был настолько недоволен разрывом кровной связи между ним и его фамильным титулом, а также наследственным владением, что сократил денежное содержание Уильяма более чем вдвое по сравнению с тем, что было назначено Пенистону.

Помимо паузы первых лет брака, существовало, похоже, еще одно великое правило ведения сексуальных войн: любая женщина, замужняя или нет, титулованная или простолюдинка, должна была разделить ложе с монархом, если он того хотел. Будучи послом при дворе короля Людовика XIV, Прими Висконти подметил:

«Нет ни одной аристократки, которая не стремилась бы стать любовницей короля. Многие женщины, в том числе замужние, говорили мне, что не будет оскорблением для их мужа, отца или даже самого Господа, если они отдадутся монарху… а самое худшее – члены семей, матери, отцы и даже некоторые мужья гордятся этим».

Равно как и сами женщины: одна аристократка и любовница короля Георга II, когда ее попросили назвать отца ее годовалого сына, ответила: «Честное слово – мой муж». Затем рассмеялась и добавила: «Но я не могу обещать, что он станет отцом следующего». На самом деле забеременеть от короля было в интересах женщины (а также ее матери и отца), особенно в случае Людовика XIV, который не забывал своих внебрачных детей и подбирал им аристократическую брачную партию.

Идея о том, что любовный интерес короля к женщине повышает престиж ее мужа, может показаться абсурдной. Однако измена супруги с королем могла способствовать карьерному росту. Например, когда леди Мельбурн родила еще одного сына от связи с будущим королем Георгом IV, то воспользовалась этим, чтобы повысить своего мужа, который получил звание постельничего, приправлявшего новые привилегии некоторой иронией. Другие жены поднимали своих мужей до аристократических высот с помощью, как резко выразился герцог Бедфордский, «услуг, оказанных – как бы это сказать? – в горизонтальном положении». Так, Карл II даровал титул барона Каслмейна мужу одной из своих любовниц, чтобы убедить того, как мудро смотреть на некоторые вещи сквозь пальцы.

Вот современный пример: принц Чарльз и Камилла Паркер Боулз просто соблюдали древние неписаные правила своего класса, когда вступили в браки по расчету, чтобы скрыть собственный тайный роман. По обычаю, Камилла, по-видимому, приостановила интимные отношения с принцем Чарльзом на первые шесть лет брака, родив двух детей своему мужу Эндрю Паркеру Боулзу. Позаботившись о законности наследников, она с радостью вернулась к благородной традиции, которой придерживалась еще ее прабабушка Алиса Кеннел – любовница короля Эдуарда VII. Эндрю Паркер Боулз также следовал правилам игры, исполняя роль mari complaisant.

Где же дети?

Если богатые и высокопоставленные люди занимаются сексом чаще, чем большинство из нас, или если это верно хотя бы в отношении богатых самцов, то возникает неприятный вопрос: почему они не имеют и больше детей? Почему у людей с большими ресурсами оказывается меньше детей вопреки почти всему, что мы знаем о природе? Где морские слоны плутократии, производящие 85 % потомства? Где доминантные улитки, на которых приходится 80 % актов спаривания? Год за годом члены списка Forbes 400 рождают в среднем трех младенцев, что лишь немного превышает норму обычных американцев. Но в этом списке нет ни своего Мулая Исмаила Кровожадного, который, говорят, оставил 888 отпрысков, ни даже кого-нибудь вроде Александра Дюма, утверждавшего, будто он зачал 500 детей. С дарвинистской точки зрения конечной целью накопления ресурсов для представителя любого вида является укрепление репродуктивного успеха индивидуума. Таким образом, если дарвинизм вообще имеет смысл, то недостаточно продемонстрировать нам деньги, ресурсы, культурные достижения, – нужно также показать нам детей.

Дарвинисты прекрасно осознают ту логическую угрозу их аргументам, которую таит в себе пример людей, с повышением социально-экономического статуса рождающих меньше детей. «Повсеместный характер этой инверсивной модели деторождения, которая обнаруживается во всех странах и на всех континентах, загадочен с эволюционной точки зрения, – пишет один антрополог, – поскольку это является достаточным опровержением связи культурного и репродуктивного успеха».

Иными словами, если большой успех заставляет людей иметь меньше детей, то успешные люди передают будущим поколениям меньше генов, вследствие чего качества, способствующие успеху, должны постепенно исчезнуть в популяции (при условии, конечно, что некоторые из этих качеств отчасти обусловлены генетически). Богатство начинает казаться рецептом вымирания, как в случае тех аристократических семей, которые сокращаются до единственной сумасшедшей старой девы и исчезают. В самом деле, вся английская аристократия, если сохранятся текущие темпы падения ее численности, должна исчезнуть с лица Земли примерно к 2175 году.

Эта дата, взятая из книги Дэвида Каннадина «Упадок и закат британской аристократии», исчислена исходя из факта, что количество титулов сокращается в настоящее время на четыре-пять в год. Учитывая, что с 1983 года никаких новых наследуемых титулов не появлялось, Роберт Лэйси в книге «Аристократы» прогнозирует, что «факторы, влияющие на плодовитость и способность к спариванию в среде знати, будут, без сомнения, изучаться так же пристально, как они изучаются сегодня в контексте проблемы выживания панд, хотя, в отличие or последних, британскому аристократу необязательно спариваться с себе подобным; сойдет любая женщина».