Книга Тени Санктуария - Роберт Линн Асприн

— Это что, Санктуарий заставил тебя пить? — он указал на напиток.

— Сухая душа — самая мудрая душа. Но, это не относится к заднице Императора, хоть вода и бывает там крайне редко. Между прочим, все это я говорил уже давным-давно — не стоит возвращаться к старому.

Мягкая щека Пасынка дернулась.

— Но я должен это сделать, — пробормотал он. — Ты человек, которому я стремился подражать. Всю свою жизнь я прислушивался к твоим словам, собирал сведения о тебе и изучал все то, что ты оставил нам в легендах и камнях там, на севере. Послушай: «Война — отец всего и король всего, она творит богов и людей, оковы и свободу». Или: «Война принадлежит всем нам, борьба — справедливость, все в мире возникает и уходит из жизни через борьбу». Ты видишь, я знаю твое произведение и даже те, другие имена, которыми ты пользовался. Не заставляй меня произносить их. Я хотел бы быть с тобой рядом, О, Неусыпный. Это будет вершина всего того, чего я хотел бы достичь в жизни. — Он с открытой мольбой посмотрел на Темпуса, затем отвел взгляд и быстро произнес. — Я нужен тебе. Кто подойдет тебе больше, чем я? Кто здесь еще носит клеймо и следы кастрации? А время, когда я выступал гладиатором на арене, как сам Джабал? Кто еще может заинтриговать его? Мало найдется таких, кто мог бы соблазнить его, и, если бы я…

— Нет.

Абарсис порылся у себя на поясе и кинул на стол золотой амулет.

— Бог не оставил тебя — это застряло в подкове твоего жеребца. А моего учителя, помнишь ли ты его?..

— Я знаю этого человека, — мрачно сказал Темпус.

— Он считал, что Санктуарий — это конечный пункт существования; что все, кто пришел сюда, прокляты и окончательно погибли; что Санктуарий — это Дьявол.

— Тогда, как же может быть, Пасынок, — сказал Темпус почти ласково, — что люди проходят здесь через материальную смерть. Насколько я знаю, я единственная душа в Санктуарии, которая обречена на вечные страдания. Возможно, что исключение составляет моя сестра, но у нее вообще нет души. Учись совсем не обращать внимание на то, что говорят люди, жрец. Человек и без того делает достаточно серьезные ошибки, поэтому не прибавляй к ним ошибки других людей.

— И все-таки, позволь мне стать твоим избранником! Сейчас нет времени искать другого евнуха, — он сказал это ровно, без горечи, как логично рассуждающий человек. — Кроме того, я могу привести тебе несколько воинов, которых ты, возможно, и не знаешь, но которые не осмелятся сами подойти к тебе. Мой Священный Союз стремится помочь тебе. Ты одариваешь своей благосклонностью провинциалов и иностранцев, не очень-то пока проявивших свою честь. Окажи ее мне, как мне тебя еще умолять!.. Принц, у которого сейчас одно желание — стать Королем, не будет использовать меня, а передаст Джабалу как необученного мальчишку. Я немного староват для этого, но, кажется, в Санктуарии такие тонкости не имеют значения. Я уже поработал здесь для тебя. Дай мне возможность осуществить то, о чем я прошу.

Темпус помешал свой остывающий напиток пальцем и нахмурился.

— Этот Принц… — сказал он, меняя тему, и голос его заклокотал, — …никогда не будет великим королем, таким, как твой отец. Не можешь ли ты объяснить, почему бог так заинтересован в этом.

— Бог скажет тебе об этом, когда ты принесешь в жертву Треса. Или кого-нибудь другого. Тогда он смягчится. Ты знаешь ритуал. Если в качестве жертвы ты выберешь человека, я с радостью стану добровольцем… Ну как? Теперь ты понимаешь меня? Я не хочу пугать тебя…

— Перестань думать об этом.

— Тогда… хоть я и рискую расстроить тебя, я все-таки скажу это тебе. Я люблю тебя. Одной ночи с тобой было бы достаточно, доставить тебе удовольствие — моя давняя мечта. Позволь мне сделать для тебя то, что никто не сделал бы лучше и чего ни один человек вообще не может сделать для тебя!

— Я уступаю тебе эту привилегию, раз ты так к этому относишься, но ведь никто не знает, что могут сделать нанятые Джабалом маски с евнухом, которого мы пошлем туда.

— С твоего благословения и с благословения богов, я ничего не боюсь. И ты будешь рядом, штурмуя крепость Черного Джабала. Когда ты будешь арестовывать работорговца за шпионаж, кое-кто сможет помочь женщине бежать. Я понимаю, о чем ты думаешь, но я все организовал так, чтобы к ней вернулось ее оружие.

— Я просто не знаю, что и сказать, — проклокотал Темпус.

— Скажи, что у тебя появилось доброе отношение ко мне, что теперь я значу для тебя больше, чем раньше.

Покачав головой, Темпус взял амулет, который Абарсис дал ему.

— Тогда приходи, Пасынок, и мы подумаем, что из твоих славных планов может быть осуществлено.

7

Позже говорили, что разграбление имения работорговца не обошлось без участия Бога-Громовержца. Огонь медленно полз вдоль оборонительных стен со сторожевыми башнями, а затем, свернувшись в шарики, проник во внутренний двор, превратив дубовые стены в пепел. Земля выгибалась и дробилась, огромные трещины появились во внутренних покоях, там, где работорговец развлекался с евнухом с блестящими волосами, которого Кадакитис прислал для обучения. Для мальчика, получившего тонкое воспитание, существование в качестве раба означало его полное растление; арена развила в нем силу, время вырастило его; работорговцу жаль было выжимать из юноши удовольствия в оставшиеся ему два-три года. Сказать по правде, рабы таких кровей очень редко попадали к нему, его кастрация — это грех перед будущими поколениями; заполучи Джабал его раньше, до того, как он был кастрирован (в девять или десять лет), он постарался бы дать ему воспитание и сделал бы из него племенного производителя. Его загорелая темно-желтая кожа, напоминавшая цвет северных гор, переносила мыслями туда, где война бушевала с такой свирепостью, что ни один человек не мог бы вспомнить, из-за чего она разгорелась, и почему он воюет именно на этой стороне, а не на другой.

В конце концов, он оставил евнуха, приковав его цепью за шею к ножке кровати, и пошел посмотреть, что могут означать эти доносящиеся снаружи вопли и крики, голубые всполохи и дрожащий пол.

Постояв на пороге своего дома, он ничего не понял, быстро вернулся обратно и, проходя мимо кровати, стащил с себя одежду, стремительно бросаясь в сражение с дьявольской мощью своего врага. Казалось, что это сражение длилось целую вечность.

Нефтяные огненные шарики внезапно появились на стенах внутреннего двора; огненные стрелы вылетали из тугих луков; отвратительно сверкали копья и пики, они летели с легким смертоносным шорохом, которого Джабал никак не ожидал услышать здесь.

Было невероятно тихо — криков не было слышно ни со стороны его голубых дьяволов, ни со стороны врагов, лишь потрескивал огонь и ржали и стонали, как люди, лошади.

Джабалу вспомнилось то чувство слабости в желудке, когда Зэлбар сообщил ему, что крики страдания, доносящиеся из мастерской вивисектора, принадлежат церберу Темпусу, его охватило предчувствие беды, когда группа его людей, осаждаемая вооруженными мечами воинами, была оттеснена во двор человеком, шутя убивающим охранников.