Книга Потомки джиннов - Элвин Гамильтон

Рахим вскоре сам нашёл меня.

— Отец поручил мне сегодня приглядывать за тобой, — кротко поклонился он.

На тысячнике была новая с иголочки форма с саблей на поясе, судя по всему, не парадной, а боевой.

— Чужеземцев здесь порядочно, однако, по-видимому, он мне пока доверяет, даже после того как тебя чуть не убили.

— Как-то раз в засаде одному нашему оторвало руку… — хмыкнула я. Было это после Фахали, ещё до той пули в живот. — По моей вине, но Ахмед снова послал меня на такое задание и сказал, что во второй раз одну и ту же ошибку сделать труднее.

— Ну, будем надеяться, что больше у моих отца с братом ничего общего нет, — усмехнулся Рахим. — Пойдём-ка теперь отыщем твоих друзей. — Он предложил мне руку, но я виновато показала на золотую пудру у себя на коже и на его безупречно белый рукав. — Ах да, совсем забыл — руками не трогать.

Мы двинулись бок о бок сквозь великолепие праздника. Среди всех этих красот было легко забыть, в честь чего устроены торжества. Ровно двадцать лет назад султан Оман заключил тайный союз с галанами и силой захватил трон. К рассвету его отец султан Хасим лежал мёртвый в своей постели, а во дворце хозяйничали голубые мундиры. Султим лежал ничком в саду, словно пытался убежать, многих его братьев постигла та же участь. Новый султан оставил в живых только тех, кто был ещё моложе его, и женщин.

Двадцать лет назад здесь потоками лилась кровь, а сегодня сиял золотистый свет, звучала музыка и приятные беседы, сновали слуги с подносами, полными закусок и напитков. О смерти напоминали разве что статуи из глины и бронзы, окружавшие сад. Застывшие в болезненно искажённых позах с согнутыми коленями и воздетыми руками, они словно гибли, защищаясь.

— Я знал принца Хакима ещё мальчиком, — расслышала я слова пышно разодетого пожилого мираджийца, который показывал молодой хорошенькой девушке на одну из скульптур.

Стало быть, это принцы. Изображения двенадцати братьев, убитых нынешним султаном во время переворота двадцать лет назад. Кто-то оставил на поднятой ладони статуи полупустой бокал, и искажённое болью лицо умирающего теперь было обращено на остатки вина в стекле с отпечатками жирных пальцев.

— Что за дурновкусие! — тихонько фыркнул кто-то мне на ухо, заставив вздрогнуть.

Рядом стоял лишь слуга с подносом сладостей. Как будто знакомый, но припомнить не удавалось… пока он в раздражении не закатил глаза к небу.

— Имин? — Я насторожённо огляделась по сторонам.

— Кстати, эти цвета тебе тоже совершенно не идут, — пробурчала она, окидывая меня критическим взглядом. При виде пронзительно-золотых глаз демджи все сомнения отпали.

— Один из ваших? — догадался Рахим. — Как он ухитрился сюда попасть? — Тысячник ещё многого не знал о нас, но объяснять было недосуг.

— У меня свои секреты… — Имин взяла со своего подноса горсть печенья и кинула в рот. — Вас двоих разыскивает Шазад. — Она облизала пальцы и указала в сторону, где стояла моя подруга с косами, уложенными вокруг головы в виде короны. — Говорит, самое время познакомить её с тем, кто распоряжается той пресловутой армией.

— Дочь военачальника Хамада? — скептически воззрился на неё Рахим. — Я всегда считал её просто очередной красоткой.

— Как и все, — усмехнулась я. — Потому её и не обыскивали на входе. Одна пронесла столько пороха, что хватит освободить всех джиннов в подземельях.

— Пороха? — опасливо переспросил Рахим.

— Ты что, не рассказала ему о нашем плане? — хмыкнула Имин, набивая рот печеньем.

— У нас его тогда ещё не было, — пожала я плечами, — а потом дела навалились. — Моя рука вновь дёрнулась к ране на боку.

Золотоглазая демджи повернулась к Рахиму.

— Шазад сказала, что на закате султан, как всегда, скажет речь, и все будут смотреть на него. Тогда Сэм протащит Амани и Шазад во дворец, минуя охрану у входа, — прямо через стену.

Имин кивнула в другую сторону, но фальшивого Синеглазого Бандита я вначале проглядела. Он был в альбийской военной форме!

— Как бы сами альбы его не накрыли, — заволновалась я. «План и без того рискованный, а тут ещё и Сэм! От него зависит слишком многое». — Ведь это преступление — надевать чужую форму.

— Как и дезертирство из альбийской армии, — кивнула Имин, выковыривая из зубов семечко кунжута.

Слугу она изображала ужасно — даже странно, что до сих пор не попалась. Тем не менее была права: форма сидела на Сэме как влитая и явно была пошита на него.

Я бросила взгляд на кучку альбов, охраняющих свою королеву. Сэм сильно рискует, появляясь рядом с ними, — рискует ради нас.

Он обернулся, провожая глазами Шазад, которая не спеша двигалась в нашу сторону, и я поняла, что не только ради нас. «Беда, да и только!» Мужчины западали на Шазад и прежде, но взаимности на моей памяти не встречали ни разу.

— Хала встретит вас внутри, — продолжала Имин, — и скроет от чужих глаз, пока вы будете спускаться к джиннам и закладывать порох.

— А моя сестра? — Рахим огляделся, выискивая в саду Лейлу. Я тоже до сих пор её не видела.

— Терпение, молодой человек… — Имин нарочито тщательно прожевала печенье. — Если всё пойдёт по плану, Сэм выведет Шазад с Амани обратно прямо через стены подземелья, а затем вернётся за тобой и твоей сестрой через вон ту стену.

— Ждите его в юго-восточном углу сада, там будет спокойнее, когда публика услышит взрывы, — вставила я, понизив голос и отворачиваясь от проходящих мимо.

— Потом Хала прикроет Тамида иллюзией, — продолжала Имин, — и тоже выведет, а я просто сбегу вместе с толпой слуг… Что не так?

— Очень многое может пойти не так, — вздохнул Рахим.

— Ну, бывали у нас планы и похуже, — заметила я.

— Разве только тот, когда ты засыпала песком молельню, — ехидно фыркнула Имин, — так что сильно не хвали.

— Никто же не пострадал тогда, — пожала я плечами, встречая обеспокоенный взгляд Рахима.

— Добро пожаловать в ряды мятежников! — ослепительно улыбнулась ему подошедшая Шазад. — Приходится работать с тем, что есть… Ну так что, приведёшь ты нам армию или нет?

Билал, эмир Ильяза, стоял, полуприкрыв глаза и прислонившись спиной к одной из причудливых бронзовых статуй. Казалось, его утомляет собственное величие, но спрашивать об этом вслух будущего союзника едва ли было разумно.

«Хорошо, что говорить будет Шазад», — подумала я.

— Значит, ты и есть тот самый синеглазый мятежник, о котором ходит столько слухов? — прищурился эмир, оглядев меня, и повернулся к Шазад: — А ты, должно быть, главное лицо для переговоров — слишком красива для чего-либо другого.

Подруга сжала зубы, подавляя раздражение:

— А ты тот самый эмир, что решил пойти в мятежники?