Книга В пасти Дракона - Александр Красницкий

— Стало быть, приходится ждать осложнений?

— Выходит, что так...

Когда пароход пришёл в Нагасаки, вести приняли положительно угрожающий характер. Говорили уже о том, что в Порт-Артуре стоят войска, готовые идти на границу Китая по первому приказанию, по первому вызову из Пекина. Всем было также известно из телеграмм, что около устья Пей-хо вокруг Таку собрались все эскадры европейских держав и со дня на день можно ожидать начала военных действий.

«Господи! — у Варвары Алексеевны замирало сердце. — А мои-то старики, а Лена-то!.. Что будет с ними, если там, в Пекине, вспыхнет бунт? Одни, совсем одни... беспомощные, беззащитные... Какие ужасы придётся им перенести!.. И зачем я только оставила их? Неужели Михаил ничего нс? знает?»

Теперь она уже жалела, что по пути не заехала в Порт-Артур к Шатову. От него бы она скорее всего могла узнать, в чём дело, но теперь возвращаться было поздно, да и на судне поговаривали, что без военного конвоя совершать рейсы далеко не безопасно: не только в Жёлтом, но и в Японском море появилось множество китайских пиратов. Их джонки целыми флотилиями следили за каждым купеческим судном, готовые напасть на него при первой только возможности.

Чем дальше шёл пароход, чем большее расстояние отделяло Варвару Алексеевну от близких, тем всё более тоскливо становилось у неё на сердце. Толки о подготовлявшихся событиях стали стихать; с удалением от очага волнения ослабевал и интерес к нему, но тем всё более думала молодая женщина о стариках Кочеровых, об этой хохотушке Лене, которую она так искренно любила...

О себе Варвара Алексеевна думала мало. Она спешила к своему естественному защитнику — мужу, и была уверена, что Михаил Васильевич сумеет оградить её от всех шестисот миллионов китайцев один.

Жизнь на пароходе тянулась однообразно. Все дни были похожи друг на друга. И день, и ночь только и видно было, что небо да вода. Даже разговоры стихли — истощились все темы, говорить было не о чем.

Почти у самого Владивостока рано утром, когда солнце ещё только поднялось над водной пустыней, весь пароход встревожен был криками:

— Эй, на борт! Пароход под ветром!

Все путешественники засуетились, засуматошились. Встреча в море вносила в монотонную жизнь некоторое разнообразие.

Палуба, несмотря на ранний ещё час, вся покрылась пассажирами. Явились бинокли, послышались нескончаемые толки о том, кого это «Бог даёт навстречу».

По волнам Японского моря, несколько накренившись, что придавало ему очень кокетливый вид, нёсся на всех парах один из красавцев-пароходов русского Добровольного флота.

Варвара Алексеевна с кое-какими новыми знакомыми тоже вышла из каюты и внимательно наблюдала, как сближались суда.

— Не время, как будто, «добровольцу» проходить! — услыхала она позади себя.

— Отчего?

— Рейс не подходит...

— Экстренный, быть может!

— И то! Разве что экстренный!

Но вот встречный пароход Стал надвигаться всё ближе и ближе. Теперь уже можно было разглядеть его во всех подробностях; видна была даже палуба.

— Много народа... — заговорили на пароходе. — Откуда это столько?

Действительно, палуба «добровольца» сплошь была усеяна пассажирами. Едва только оба судна поравнялись и на «пассажирском» взвился в виде салюта флаг, как с борта встречного судна вдруг загремело:

— Ур-ра!

На палубе все пассажиры в недоумении смолкли, и вдруг пронёсся говорок:

— Солдаты... Мобилизация!..

У Варвары Алексеевны замерло сердце.

Одно только слово «мобилизация» привело её в ужас. Оправдывались все тревожные толки: мобилизация всегда и везде была предшественницей войны. Но с кем? С кем же иным могла быть война в этих местах, как не с Китаем?

А мощное, громоподобное «ура» так и неслось раскатами над необозримой водной пустыней...

Суда разошлись.

Теперь явилась новая неистощимая тема для разговоров.

На пароходе, где была Варвара Алексеевна, находились также несколько китайских торговцев, державших путь во Владивосток. Эти люди сейчас же сделались предметом внимания и бесконечных шуток со стороны русских спутников. Никто ничего точно не знал, но все уже старались предугадать события...

— А уржи! — дразнил китайского купца какой-то русский пассажир. — Вот видишь, какое дело выходит... Ваши с нами мало-маля воевать хотят... Разве это хорошо?

Глаза китайца растерянно бегали.

— Я ничего не знай. Ты покупай, я продавай! — лепетал он. — Кто хочет, воюй, а мне не надо...

— А всё-таки, коли война, так вам чики-чики придётся делать, не воюй вперёд!

Китаец казался испуганным ещё более, хотя и понимал, что весь этот разговор и добродушные угрозы не более, как шутка, хотя и грубая.

— Я — не хунхуза! — бормотал он. — Мне чики-чики не нужно делать. Моя — купца. Я торгуй!

Разговоры, подобные этому, слышались везде на палубе. Китайцами вдруг заинтересовались. Опять пошли толки о Поднебесной империи. Но странное дело! Никто серьёзно не относился к такому ужасному делу, как начинавшееся кровопролитие, все — и русские, и японцы, да, пожалуй, и сами китайские пассажиры — смотрели на всё предстоящее, как на пустяки...

Но Варвара Алексеевна, пожившая в Пекине, уже как-то инстинктивно соображала, что дело обстоит далеко не так просто, как смотрели на него эти близорукие люди, не желавшие видеть и тени опасности в наступавшей грозе.

Она припомнила мистические заклинания боксёров, которые не раз видела и слышала со стены Маньчжурского города во время вечерних прогулок; вместе с этим вспомнились ей и зловещие предсказания Шивы, этого мрачного японца, игравшего такую таинственную роль среди европейцев Пекина. Припомнила всё это молодая женщина и поняла весь ужас грядущей опасности для оставшихся в охваченном волнением городе её близких.

Но она была одна, чужая всем, на этом пароходе.

Напрасно она пыталась при разговоре указать, что не всё так просто, как кажется, что Пекин давно уже охвачен народным волнением и что на этот раз дело не ограничится незначительными вспышками, а грозит перейти в серьёзное восстание. Её слушали со снисходительными улыбками и только старались успокоить уверениями, что, дескать, никогда ни один китаец не осмелится взглянуть враждебно на европейца.

Молодая женщина видела, что ей не верят, и наконец совершенно отстранилась от своих спутников, с нетерпением ожидая того часа, когда пароход отшвартуется у пристани во Владивостоке.

И вот этот, с таким нетерпением ожидаемый, момент наступил.

— Хань-Шень-Вей! Хань-Шень-Вей! — заголосили китайцы, когда в отдалении показалась береговая полоса с пятью горами, у подножия которых вырос в какие-нибудь несколько лет этот город, превратившийся из жалкого приморского посёлка в прекрасную столицу русского Дальнего Востока.