Книга Синдром Кандинского - Андрей Саломатов

— Это хорошо, — покивал головой оратор и поинтересовался: — А ты какой волны, товарищ?

— Четвертой, — глядя ему прямо в глаза, робко ответил Балабанов.

— И ты можешь доказать свою принадлежность к четвертой волне?

— Конечно, — сказал Павел и торопливо достал паспорт. — Вот документ. Всего два года как обессмертили.

— Хорошо, товарищ, — изучив паспорт, приветливо улыбнулся оратор. — У тебя умное лицо. Высшее образование?

— Нет, среднетехническое, — убирая документы в карман, как можно дружелюбнее ответил Балабанов.

— Все равно умное. Нам нужны образованные вампиры. Эй, Кружилин! — закричал он убегающему оборванцу с осиновым колом каждой руке. — У тебя в звене сколько бойцов?

— Двенадцать, — остановившись, ответил Кружилин.

— Вот, товарищ, будешь тринадцатым, — снова обратился он к Павлу. — Назначаю тебя старшим. Возьми этих бойцов и иди займи интернет-центр. Справишься?

— Конечно, — радостно ответил Балабанов и впервые за всю свою вампирскую биографию почувствовал гордость. Происхождение не подвело его. Павел наконец понял, что здесь он среди своих, и в этот момент готов был отдать жизнь за те великие идеи, которые двигали оратором и всеми, кто бросился на штурм.

— Возьми кол, товарищ, — с доброжелательной улыбкой Кружилин протянул Балабанову осиновую дубину с остро заточенным концом, и Павел от души поблагодарил его.

Балабанов шел во главе небольшого отряда к интернет-центру и вспоминал о Маше: «Эх, жаль девчонку. Нашел бы ей мужика, она нарожала бы мне доноров…». Несмотря на горечь потери, теперь Павел точно знал, что не следует ждать милости от природы и справедливость на земле надо устанавливать своими руками.

«Не мы выбираем врата, врата — нас», — как когда-то было сказано в священном писании. В этот день произошло все, что должно было произойти. Во время штурма мэрии пленили князя и его апостолов. После того, как чистокровных казнили осиновыми колами, их свалили посреди площади и стали дожидаться, когда выглянет солнце. Обращенные плевали на своих бывших хозяев, глумились над ними и пели веселые революционные песни о победе жизни над смертью. Был среди торжествующих и Павел Балабанов.

Много еще замечательного и трагического произошло с Балабановым в те незабываемые дни. Через неделю специальным распоряжением реввампирсовета Павел был назначен первым заместителем начальника отдела продовольствия. Вместе с должностью ему выдали недельный паек из консервированной человеческой крови, и впервые за много месяцев Балабанов наелся досыта.

Через год из рук самого оратора Павел получил именной серебряный кол, на котором было красивой вязью выгравировано: «Пламенному борцу революции товарищу Барабанову Павлу Афанасьевичу».

Впереди Балабанова ждала долгая интересная жизнь, полная революционной романтики и упорной работы по восстановлению на земле кормовой базы. И Павел чувствовал себя счастливым.

Бедный Пуританов (Рассказ в стиле блюз)

Иван Петрович Пуританов смотрел в зеркало на свою бритую, слегка припухшую, гладкую физиономию и не верил глазам, как он мог опуститься до такого свинского состояния. Ему давно было стыдно смотреть в глаза жене, своим престарелым родителям, сослуживцам и соседям. Но главным его мучителем был начальник Олег Васильевич Колыванов — старый школьный товарищ и однокурсник, который несколько лет назад и пригласил его работать в собственную торговую фирму с невыносимым для Пуританова названием «Сиреневый рассвет». С тех пор жизнь его превратилась в сплошной ад. Если раньше он очень удачно притворялся, уходил из дома под самыми нелепыми предлогами и в одиночестве предавался запретным удовольствиям, то с некоторых пор Колыванов взялся за него всерьез, и, что особенно неприятно, начальник посвятил во все его тайны самого близкого человека — жену.

Времени оставалось совсем мало, надо было торопиться на работу. Пожертвовав завтраком, Иван Петрович налил себе стопку водки, с отвращением выпил и, пока не проснулась жена, поспешил покинуть дом.

На работе Пуританов, как всегда, попытался прошмыгнуть незамеченным, и ему это удалось. Он сел на свое место, украдкой налил стакан воды и поставил перед собой на стол. В этот момент появился начальник. Олег Васильевич остановился у стола, взял стакан с водой, понюхал и укоризненно покачал головой.

— Зайди ко мне, — как можно строже приказал Колыванов и, даже не взглянув на школьного товарища, прошел в свой кабинет.

Пуританов тяжело поднялся. Сослуживцы делали вид, что занимаются своими делами, и только одна дама сказала ему вслед:

— Некоторые думают, что они самые хитрые.

— А некоторые вообще не умеют думать, — не оборачиваясь, буркнул Иван Петрович и отправился вслед за начальником. Именно эту сотрудницу он подозревал в стукачестве и никогда не скрывал своей неприязни к ней.

Разговор с Колывановым на этот раз получился особенно неприятным, хотя Олег Васильевич и пытался придать ему вид дружеской беседы.

— Ты знаешь, до поры до времени я закрывал глаза на твои, мягко говоря, чудачества, — начал Колыванов. — Но это не может продолжаться бесконечно.

— Ценю и понимаю, — опустив взгляд, молвил Пуританов.

— Опять небось ходил в какую-нибудь подпольную библиотеку или музей? — спросил начальник.

— Я… нет… я… — растерялся Иван Петрович.

— Да ладно, не ври, — перебил его Олег Васильевич и, промахнувшись, загасил сигарету о стол рядом с пепельницей. — Где ты только находишь эти грязные притоны? Я думал, их давно все позакрывали.

— Честное слово не хожу, — стал оправдываться Пуританов и, чтобы начальник поверил, даже признался: — Я знаю на вокзале одну читальню и в подвальчике… небольшой выставочный зал. Но в последний раз был там полгода назад. Больше ни ногой.

— Я тебе верю, Иван, — проникновенно сказал Колыванов. — Только этого мало. Все же видят, что ты часто появляешься на работе трезвый. У тебя же нормальные родители! А ты? Ты разрушаешь себя, Ваня. Человек ведь на восемьдесят процентов состоит из спирта…

— Когда-то люди пили воду каждый день, — уныло парировал Пуританов.

— Когда-то люди жили на деревьях, — отрезал его начальник. — Назад к природе? Нет, дорогой. Человек эволюционирует, совершенствуется. Именно поэтому его и называют гомо сапиенс. А в тебе говорит дикарь, причем такой, каких на Земле давно не осталось. Вон, даже пигмеи — и те давно стали нормальными людьми.

— Понимаешь, в том, измененном состоянии я чувствую себя человеком, — внезапно для себя разоткровенничался Иван Петрович. — Тебе это трудно понять, ты же никогда не был трезвым.

— Был, друг мой, был, — грустно ответил Олег Васильевич. — Я тоже переболел этой страшной болезнью. Дошло до того, что каждый день ходил трезвый. Пришлось закодироваться. Это же наркотик, Иван. Хорошо, жена оказалась другом, помогла. А ведь по собственной глупости я лишился почти всего: работы, друзей, уверенности в себе. Дети стыдились меня. Мальчишки во дворе смеялись надо мной, показывали пальцем: «Вон твой отец опять в дымину трезвый идет!». Ты не представляешь, как мне было стыдно. А тебе? Неужели же ты не устал от реальности? Ты ведь уже не можешь без нее обходиться!