Книга Демография регионов Земли - Михаил Клупт

С 1976 по 1983 г. Аргентиной руководила военная хунта, в период правления которой были зверски убиты не менее 10 тыс. аргентинцев, находившихся в оппозиции к действующему режиму. Одновременно власти заявили об обеспокоенности слишком медленным ростом населения и запретили распространение контрацептивов. Состоятельные слои населения, пользовавшиеся главным образом услугами частных врачей, легко обходили этот запрет, однако в государственном и профсоюзном секторах здравоохранения он возымел действие. В результате суммарный коэффициент рождаемости повысился с 3,1 до 3,4 в 1975–1980 гг. После падения хунты суммарный коэффициент рождаемости стал снижаться и в 2004 г. составил 2,4. Отметим очевидную параллель между этими событиями и запретом абортов в 1966 г. в Румынии во времена правления Н. Чаушеску, имевшим практически те же, что и в Аргентине, демографические последствия.

После восстановления в 1983 г. демократического правления правительство Аргентины при опросах ООН заявляет о том, что удовлетворено существующими темпами роста населения и не проводит политику, направленную на их снижение или повышение. В то же время в период президентства К. Менема (с 1989 по 1999 г.) на официальном уровне высказывалась озабоченность низким уровнем рождаемости, а желательная численность населения оценивалась в 100 млн человек – в 2,5 раза больше фактической.[336] В 2002 г. Верховный суд Аргентины удовлетворил иск одной из неправительственных организаций о запрете таблеток, вызывающих гибель эмбриона в первые часы беременности (так называемых morning-after pills), на том основании, что Конституция страны охраняет жизнь с момента зачатия.

6.4. Латиноамериканские краски в демографической картине мира

В Латинской Америке, как и в других частях света, у более образованных женщин рождается в среднем меньше детей, чем у необразованных. Младенческая смертность в семьях латиноамериканских бедняков намного выше, чем в среде представителей среднего и высшего классов, и эта ситуация типична для всего мира. В странах Латинской Америки сельские жители, подобно сельским жителям других континентов, имеют в среднем больше детей, чем городские.

Культура народов, живущих к югу от Рио-Гранде,[337] уникальна. Политическая и экономическая история Латинской Америки своеобразна. Этносоциальной структуры, подобной той, что сложилась в латиноамериканских странах, нет нигде в мире.

Все суждения, собранные в двух последних абзацах, относятся к разряду прописных истин. Однако следует ли из них, что своеобразие Латинской Америки лежит где угодно, но только не в демографической сфере? Не думаю.

На мой взгляд, своеобразие демографического развития Латинской Америки состоит прежде всего в специфике внешней (но отнюдь не нейтральной) по отношению к демографическому развитию среды и обусловленных ею специфических способах, посредством которых латиноамериканские общества решают проблемы народонаселения. Закономерности, как известно, вырисовываются не только из сходств, но и из различий, а особенное есть форма проявления общего. Попытаемся поэтому выяснить, какие краски добавляет Латинская Америка в теоретическую картину демографического развития мира.

Механизм снижения рождаемости в Латинской Америке оказался существенно иным, чем наблюдавшийся в свое время в Северной и Западной Европе. Унаследованная от прошлого дистанция между социальными верхами и низами Латинской Америки на протяжении всей второй половины ХХ в. оставалась намного большей, чем в странах Европы и США. Это предопределило особую роль передачи образцов демографического поведения и обеспечивающих их медицинских технологий «сверху вниз»: от более благополучных слоев общества к менее благополучным.

Хотя процессы социальной диффузии сыграли значительную роль в снижении рождаемости в Европе,[338] их роль в Латинской Америке была особенно велика. Вследствие появления новых ориентированных на массового потребителя технологий скорость и интенсивность этих процессов оказалась намного выше, чем в XVIII–XIX вв.

Идея воспитания в социальных низах «правильных» демографических установок занимала одно из ключевых мест в сочинениях Т. Мальтуса, но ему все же вряд ли грезились массовые стерилизации и телесериалы, доносящие до простонародья образцы поведения среднего и высшего класса. Сформировался специфический тип «кризисного» демографического перехода, при котором низы, выброшенные из экономики неолиберальными реформами, стали ограничивать деторождение ради удовлетворения самых элементарных нужд своих семей, а верхи щедро обеспечивали их средствами контрацепции, но отнюдь не спешили делиться иными благами.

Более или менее явно выраженные элементы «кризисного перехода», несомненно, присутствуют и в странах Азии. Однако латиноамериканский демографический переход отличается от азиатского рядом существенных особенностей. Одна из них заключается в том, что в Латинской Америке более широко представлены слои населения, индивидуальные мотивы снижения рождаемости у которых (стремление к профессиональной карьере, индивидуализации жизненного стиля и т. п.) являются примерно такими же, как у современных европейцев и североамериканцев. Другая особенность обусловлена спецификой государственного устройства и политических традиций Латинской Америки.

Для Латинской Америки, в отличие от КНР и отчасти Индии, не характерны государственное планирование семьи и широкомасштабное административное принуждение к контролю над рождаемостью. Недавняя история широкомасштабных насильственных стерилизаций в Перу – скорее исключение, показывающее, впрочем, сколь зыбка граница между кампаниями по добровольной и принудительной стерилизации. Естественно задать вопрос, почему в Латинской Америке меры административного давления на семью с целью принудить ее к снижению рождаемости не получили столь широкого распространения, как в ряде азиатских государств? Методологически корректно отвечать на вопросы такого рода всегда нелегко ввиду хорошо известного в науке соблазна – выстроить события в причинно-следственную цепь, которая, якобы, только и могла привести к существующему положению дел. Тем не менее, выскажем ряд суждений на этот счет.

Разумеется, масштаб и острота проблем перенаселения в большинстве стран Латинской Америки были заметно меньшими, чем в Китае и Индии. Но не менее важно и то, что другими были правила неписаного «социального контракта» между народом и властью.

Диктаторские режимы в Латинской Америке никогда не питали особого уважения к правам личности, однако сфера репродуктивного поведения находилась на периферии зоны их политического контроля. Кроме того, контроль над репродуктивным поведением (запрет абортов, контрацепции и т. д.) всегда освещался авторитетом католической церкви. Государство, заявляя свои права на подобный контроль, выступало в легитимной и освященной всей ибероамериканской, политической традицией роли хранителя моральных и религиозных ценностей (характерной, например, для режима Франко), но отнюдь не претендовало на функции органа централизованного планирования.