Книга Прощание с Доном. Гражданская война в России в дневниках британского офицера 1919-1920 - Хадлстон Уильямсон

Насколько нам было известно, красные кавалерийские патрули к этому времени уже занимали окраины Новочеркасска и пока, как предполагалось, наш кавалерийский корпус удерживал их, но если он так же быстро отошел, как это сделали и другие войска, которые я сегодня видел, то сейчас определенно не было никаких частей между нами и противником. И все же Янов не принимал никаких мер, чтобы занять либо боевое, либо защитное построение, и колонна вилась, незащищенная, сквозь этот бесконечный снег, который иногда прерывался лишь в темных пятнах сосновых лесов; люди ехали, опустив голову и съежившись в седле, безразличные к тому, что с ними происходит. Ни на флангах, ни впереди разведчиков не было, так что нас мог захватить, при наших мучениях, любой рыскающий в окрестностях отряд большевистской кавалерии. Ресницы и брови сковало жутким морозом, и время от времени мы были вынуждены идти пешком, чтобы восстановить циркуляцию крови. Рты и носы мы замотали шарфами, чтобы не замерзнуть, и сосульки возникали просто от нашего дыхания.

Мы направлялись в Старочеркасск, где надеялись переправиться через Дон по льду. Мы оставили Новочеркасск только в 6 часов вечера, но уже за полночь мы добрались до переправы, за которой Янов рассчитывал найти пристанище в первой деревне, где уже раньше нас побывал передовой дозор. Благодаря шубе и овечьей папахе, которые подарил мне атаман, деревянным стременам, которые я скопировал с тех, что увидел во Франции у генерала сэра Генри Роулинсона, командующего 4-й армией, а также шерстяному трикотажному шарфу, которым я обмотал шею поверх высокого мехового воротника да еще дважды – тело, мне было вполне тепло, хотя папаха покрылась инеем.

Рядом со мной Рид просто переживал мучения. Лошадь его скользила и падала на этой смеси льда, грязи и воды, которая была выплеснута из полоски мелкого ручья бесконечными колоннами транспорта и верховых, проходивших здесь в течение последних двадцати четырех часов. Лошадь его сбросила, и в те пять минут, пока он поднимался, его одежда от мороза стала деревянной, и он испытывал исключительное неудобство. Мы дали ему все, что могли, но было просто чудо, что он не подхватил пневмонию.

Лед на Дону, должно быть, был весьма толстым, когда через интервалы были установлены факелы, указывающие, где проходит гладкая дорога, а ведь только день-два до этого через реку тащили шестидюймовые гаубицы. В темноте лошади вытянулись в длинную колонну, чуть видимую на светлом фоне льда, и двигались небольшими группами, кучками или длинными отдельными цепочками. Никто не говорил, было слышно только шарканье копыт да изредка хриплый окрик всадника в адрес одной из темных фигур, стоявших со своими лошадьми у костра.

Мы добрались до зарослей деревьев на той стороне и оказались в безопасности, но деревня, где надеялись отдохнуть, была полна беженцев, и не было ни одного свободного кусочка на полу, а также никаких признаков нашего передового отряда. Либо они, либо мы не туда попали.

Мы печально отправились к следующей деревне в пяти милях дальше и тут нашли то, в чем так остро нуждались: отдых, возможность накормить коней, осмотреть транспорт и составить планы дальнейших действий. Место выглядело очень красиво, с белым снегом и крепкими, манящими теплом домами с замерзшими окнами, очерченными черно-белым цветом, со звездами, сверкающими в чистом воздухе, что делало эту ночь неземной.

То и дело в избе, где мы улеглись, освещаемые фитильком в плошке с маслом, распахивалась настежь дверь и входили люди, неся с собой облака пара, крестясь перед иконой на стене, снимая меховые шапки и что-то ворча, когда принимались вытаскивать сосульки из своих бород. Однако люди Янова провели ужасную ночь. Для них не нашлось места, и многие оставались снаружи без огня, столпившись в кучки спиной к спине, чтоб хоть как-то удержать тепло, и лошади остались без отдыха и щипали редкую траву, которую очистили для них от снега.

В 4 часа утра я закутался на связке соломы. Я договорился, что меня разбудят в восемь, но когда я пришел в штаб к Янову, то обнаружил, что тот со своими офицерами пьянствует и совсем не собирается двигаться дальше.

– В полдень, – твердили они. – А полдень уже совсем близко.

Я не мог отыскать на карте ни малейших следов нашей деревни, но, вероятно, она находилась в четырех милях к востоку от Ольгинской. Русские все еще сидели или лежали в комнате возле остатков своей еды, некоторые спали, другие все еще беседовали, и все свидетельствовало о том, что выпито порядочно вина и водки.

Одеревеневший и замерзший, с посеревшим от усталости лицом, я, наконец, решил, что сделал все, что мог, оставаясь верным этим непредсказуемым казакам. Сейчас мы находились к югу от реки, и красные наверняка стекутся в Новочеркасск пограбить и отдохнуть перед переформированием для дальнейшего броска на юг, чтобы выкинуть Деникина с рубежей на реках Дон и Маныч. Из-за льда эти реки использовались очень редко, но мои офицеры, мои склады и штаб миссии, я надеялся, к этому времени благополучно перебрались по мосту у Батайска, и мне хотелось выяснить, что делать дальше и что собираются предпринять Богаевский и Сидорин. Мне также надо было заняться переформированием группы в каком-либо штабе, которым они решат воспользоваться, и раздать все имущество, которое было спасено из «Утенка».

В соответствии с этим я распрощался с Яновым и Алексом, который сказал, что останется с кавалерией.

– Я поеду с ними напрямик до Сосыки, – сказал он. – Они рассчитывают найти штаб армии там.

Какое-то время все пребывали в состоянии суматохи и неразберихи, не зная, что делать дальше, не зная, как распрощаться, топчась на месте, окруженные шарканьем конских копыт, с трудом вдыхая морозный воздух. Дики, Рид и я выехали примерно в 11 часов утра и поскакали, насколько возможно, напрямую к Батайску. Я полагал, что у нас совсем нет времени, поскольку у меня была идея добраться самим вместе с лошадьми до любого из поездов миссии или штабов, который все еще мог задержаться здесь, либо идти по дороге как можно дальше на юг, чтобы достичь нового штаба Сидорина.

Лошади, однако, были очень измотаны, потому что вместе с нашей тяжелой одеждой, седельными мешками и т. п. им приходилось нести еще много другой поклажи, хотя снег уже был неглубокий и лежал бугорками вдоль дороги. Вне колеи лошади тонули в снегу чуть ли не по колени.

Сейчас было очень важно добраться до Батайска до наступления темноты, потому что поиск железнодорожных вагонов в той сумятице, с которой, я знал, мы столкнемся на любом запасном пути этой крупной станции, окажется нелегким делом. В Ольгинской мы пересекли направление движения нескольких воинских частей 8-й дивизии и отдельных кавалерийских частей 1-й дивизии, но те не имели понятия, что происходит, и проявили к нам полное безразличие, с трудом двигаясь вперед, скрючившись в седлах, а у лошадей головы просто повисли от усталости, и каждый человек был окружен облачком бледного дыма – это выдыхаемый им и его лошадью пар висел в воздухе. Сосульки свисали с потрепанных папах и усов – и образовывались вокруг лошадиных ноздрей. Они переправились через реку прошлой ночью, но, похоже, никто не знал, останавливались ли они в Ольгинской или нет и какие части следуют за ними.