Книга Политическая цензура в СССР. 1917-1991 гг. - Татьяна Горяева

Первая категория включала пьесы, разрешенные для всех театров; вторая категория — разрешенные, но не для рабоче-крестьянской аудитории. Во вторую категорию входили пьесы, которые по общим цензурным условиям хоть и являлись допустимыми, но не могли быть рекомендованы для широкой аудитории. Сюда же были отнесены и «мещанские пьесы, пьесы болезненно-индивидуалистического характера» и т. п. Третья категория включала запрещенные пьесы. Сюда входили контрреволюционные, ярко-мистические, шовинистические и т. д. произведения, а также все то, что «по современным условиям: считалось несвоевременным».

Особая ситуация сложилась с академическими театрами, которые в силу традиций наиболее активно сопротивлялись новой власти с ее весьма сомнительными идеологическими критериями. Однако власть считала, например, оперный репертуар Большого театра «обветшалым», а балетный — «дворянско-классическим с культом добрых королей и волшебных фей». Особые нарекания вызвал Театр Революции, находящийся «в особых благоприятных условиях: на полном госснабжении» (академические театры субсидировались только частично). Во главе Театра Революции был Политсовет в составе О. Каменевой, С. Богуславского, В. Мейерхольда и др. Нарекания были вызваны появлением на сцене этого театра пьесы «Озеро Люль», «где хотя и показан разлагающийся капитализм, но противопоставленные ему революционеры выявлены как бандиты». Постановлением президиума Коллегии Наркомпроса эта пьеса была признана «идеологически неприемлемой»; было принято решение о «партийном воздействии на Политсовет театра с тем, чтобы предотвратить в будущем подобные постановки, дорого обходящиеся государству»{415}.

Неудовлетворенность партии постановкой театральной цензуры выразилась в специальной резолюции, принятой на заседании ОБ ЦК РКП(б) 23 октября 1926 г. В ней подчеркивалось, что театр, являясь одним из мощных орудий общественно-культурного и политического воспитания масс, до сих пор крайне мало использован и не поставлен на службу пролетариату и трудящемуся крестьянству. «Неизбежны попытки буржуазии и мелкой буржуазии использовать театр как одну из форм советской общественности, через которую возможно проводить свое влияние на массы. Это выражается в заполнении театрального репертуара чуждым пролетариату содержанием, возрождении явно антисоветских, сменовеховских и упадочных постановок, засилье в провинциальных и местных рабочих театрах бульварного репертуара и механической переделке старого репертуара под советский…» Далее отмечалось, что «советизация» репертуара является одной из основных задач советского театра. Но, независимо от достижений в деле создания своего репертуара, необходима более решительная борьба с попытками протащить на сцену всякого рода контрреволюционные, сменовеховские, религиозно-мистические, националистические и т.п. постановки, а также с проникновением бульварщины, порнографии и пр. Отделу печати ЦК и Агитпропу поручалось инструктировать центральную прессу относительно мер, направленных к поднятию качества газетных отделов «критики театра и кино», указано на необходимость привлечения к участию в работе этого отдела рабкоров и селькоров.

В резолюции также предлагалось реформировать Главрепертком. Его существование как междуведомственного органа, составленного по принципу представительства различных органов и учреждений, было сочтено нецелесообразным. Предлагалось сосредоточить в руках ГРК все контрольные функции, как текстуальные, так и художественные, по театру и кино, дав ему право требовать от театров не только текста любой постановки, но и, в случае необходимости, проекта ее художественного оформления и режиссерской трактовки[48]. Это решение означало существенное усиление цензурного контроля одного из наиболее тонких и очень популярного у аудитории вида искусства — театрального.

Таким образом, несмотря на сопротивление театров и других учреждений культуры, определенные сложности в выработке методов контроля над репертуаром имели место. Главрепертком постепенно создавал централизованную систему, от бдительного ока которой не мог скрыться ни один гастролер. Так, в письме Главреперткома в Ленинградский гублит от 12 июля 1927 г. говорилось: «На Ваш запрос от 31/V о “Синей птице” в постановке MX AT 1, телеграммой ГРК от 1/VI постановка была разрешена без “Лазурного царства”[49]. Между тем, по дошедшим сведениям, сцена эта, во время только что закончившихся гастролей МХАТ 1, исполнялась. Просим срочно представить объяснения{416}». Исключение составляли только заслуженные и народные артисты, которым предоставлялось право выступать без предварительного цензурирования репертуара{417}. Однако такое положение просуществовало до организации Главискусства в 1928 г.

Осуждению подвергались не только одиозные и «чуждые советскому строю» современные танцы, шимми и фокстрот, но и классические произведения, запрещенные к публичному исполнению по соображениям высоких инстанций. Многими эти распоряжения рассматривались как проявление невежества и воинствующего революционного карьеризма. Тем не менее 13 августа 1927 г. в адрес Ленинградского гублита пришло следующее распоряжение Главреперткома:

«До сведения ГРК дошло, что 1.VIII в “Саду Отдыха” была исполнена с Вашего разрешения увертюра Чайковского “1812 год”. Произведение это принадлежит к роду программной музыки, программа которого, иллюстрируемая темами “Спаси Господи” и “Боже Царя Храни”, является, конечно, абсолютно неприемлемой для нас. Что касается музыкальных достоинств, то эта увертюра является с этой стороны одним из слабейших произведений данного композитора. Ввиду этого, увертюра “1812 год” Чайковского подлежит запрещению для публичных исполнений»{418}.

Новый этап в истории политической цензуры, связанный с острой политической борьбой и усилением внимания партии к вопросам культуры и роли творческой интеллигенции в социалистическом строительстве, охарактеризовался более требовательным отношением к цензурным органам и эффективности их работы. Поэтому деятельность Главреперткома и Главлита была подвергнута резкой критике. В связи с этим 14 ноября 1925 г. Политбюро ЦК РКП(б) приняло решение{419} о создании Комиссии Политбюро по проверке деятельности Главлита и Главреперткома. В состав комиссии вошли Скворцов-Степанов, Сырцов, Варейкис, Луначарский, Марецкий, Лелевич, Воронский, Рязанов, Сенюшкин, Яковлева{420}. Комиссия провела работу по проверке Главлита, итогом которой стала справка о его деятельности, представленная на заседании ОБ ЦК 7 марта 1926 г.{421} В ней основные задачи Главлита определялись следующим образом: идеологически-политическое наблюдение и регулирование книжного рынка (статистический учет выходящей литературы, разрешение и закрытие издательств, утверждение издательских программ, издателей и редакторов, регулирование тиража); предварительный и последующий просмотр литературы (идеологически-политического характера и на предмет сохранения экономических и военных тайн); изъятие с книжного рынка и из библиотек «вредной» литературы, выходившей в дореволюционные годы и последующий период. В качестве оперативных задач назывались охрана военной и экономической тайны и регулирование деятельности частных издательств; эти задачи были определены в резолюции Политбюро ЦК ВКП(б) «О мерах воздействия на книжный рынок»{422}.