Книга Зачёт по выживанию - Владимир Кузьмин

Река была действительно огромной, полноводной и широкой. Птица бы точно не долетела до ее середины, потому что птиц здесь нет. Чего не скажешь о прочих летающих тварях. Которых в изобилии, но пока никто не видел летуна, перелетающего эту реку.

Но как серьезное препятствие ее можно было расценивать лишь во время шторма или другой сильной непогоды. Но среди них нет идиотов, готовых переправляться в шторм. А перелететь несколькими партиями в хорошую погоду – плевое дело.

И дальше путь не выглядел трудным на несколько дневных переходов.

И лишь после начиналось настоящее препятствие. Великий каньон! Семка про себя называл его Большой канавой, потому что на каньон эта штука была похожа не больше, чем бегемот на слона.

Прежде всего он был широк, в самых широких местах свыше двухсот километров. Во-вторых, в сравнении с шириной не был очень глубоким, ну от трехсот до шестисот метров в разных местах. А вот в длину он тянулся никто не знает насколько. Не обойдешь! И не перелетишь как реку, потому что такое расстояние Войцеку не осилить. Даже вместе с делающим успехи Семеном. Тем более что Семену в этом случае придется за двоих работать – не просто подъемную силу создавать, но и движущую. А ведь сразу за этим каньоном или за этой канавой – тут уже без разницы, как называть, – начинались невысокие горы, вполне проходимые горы, да их и проходить не было нужды, прямо на их склонах начинались места, где сооружение портала было возможным. Но путь-то к этим склонам лежал через канаву! Сплошь заросшую настоящими джунглями, в которых все, что росло, ползало, летало, прыгало, копошилось в земле и в воздухе, было смертельно опасным! А росло и жило в них… слов нет, чего там только не было. Короче говоря, Семка впервые встретил здесь местечко, в котором ему было жутко интересно, но в которое он откровенно боялся сунуться в живом виде.

Даже выбрать путь чуть менее опасный никак не получалось, потому что в этих джунглях все менялось в течение каких-то часов. Было одно – стало совершенно другое. Утром так, в полдень – иначе, к вечеру вообще не узнать.

Да он бы с радостью согласился навсегда покрыться перьями, лишь бы они сумели живыми пройти через каньон с его джунглями!

33

Тем не менее к походу начали готовиться.

Каждому была поставлена задача закрепить то, чему он успел научиться, порой и невольно и по возможности овладеть умениями других. Сформировать три штурмовые группы, способные в случае чего долго держать круговую оборону. Продумать до мелочей все, что может понадобиться в пути.

Так что они учились, учили друг друга и готовились.

Дядя Сережа составил невероятно длинный список необходимых вещей, который вскоре сократился более чем в два раза. По причине невозможности изготовления. Огромная нагрузка легла на Эльзу. Ей предстояло вырастить очень и очень многое. Начиная от волокна для плетения сверхпрочных веревок – помимо прочих прелестей спуск в каньон представлял собой крутой и слишком глубокий даже для Войцека обрыв, и кончая доспехами, обувью и оружием.

Останавливались вроде как для отдыха, а получилось, что заняты все были часов по восемнадцать в сутки. Да еще и на разведку постоянно отправлялись.

Впрочем, для Семки разведка была отдыхом и забавой. В состоянии отделенного сознания опасность могла угрожать лишь его телу, а оно все время было под хорошим присмотром. Так что, кроме него самого, никто с ним плохого не сотворил бы. Но он и сам старался не наделать ненароком со своим телом ненужного, тренировал метаморфозы лишь «бодрствуя», находясь в нем.

Но очень скоро выяснилось, что и отделенное сознание вполне уязвимо.

Семку спасла чистая случайность.

Он в тот раз опять увлекся. Наблюдал, как целая делянка кувыркачей перебиралась на новое место. Кувыркач на первый взгляд дерево. Неказистое, невысокое, но все как положено. Ствол потоньше в середке и потолще снизу и сверху. Снизу корни, сверху ветки. Пучком торчат. Листики тоже обыкновенные, вроде как у ветлы.

Но временами на них находит охота к перемене мест. Тогда кувыркач изгибается, дотягивается ветками до земли, вкапывается, а корни, наоборот, выдергивает. При высоте метра в два он таким образом на метр примерно передвигается. Если нужно, то еще хоть сотню кувырков сделает. Забавно, что ему без разницы на чем остановиться, хоть на корнях, хоть на голове. Ветки тут же превращаются в корни, а на корнях в считаные минуты вырастают листики. Обычно они по одному кувыркаются, и недалеко, а тут вся рощица особей в сорок, словно стадо, с одного луга на другой стала перебираться.

Семену было интересно, где они остановятся, чтобы понять, чем это место лучше прежнего. Но новое место для него лично ничем лучше прежнего не показалось. Разве что вблизи произростало еще одно лесное диво – бочковое дерево. Оно бы тоже не слишком выделялось ни размерами, ни всем прочим. Ну, относительно высокое для этой части джунглей, ну, вместо веток в разные стороны торчат большие, как лопухи, листья. Но на верхушке у него прилеплен бочонок. Зачем он ему нужен, что в нем за огурцы солят, ответить некому.

Семка уже собрался перебраться в новый квадрат, но ему показалось – именно что не почувствовал, не увидел, а просто показалось, – что за одним из этих деревьев кто-то есть. Он «присмотрелся» внимательнее и очень удивился, потому что не понял, есть там кто или хотя бы что или нет, а такое случалось чрезвычайно редко. Он чуть переместился в пространстве, чтобы поглядеть прямым взглядом, и снова ему показалось, что кто-то там есть, но теперь уже по другую сторону дерева. Он переместился быстрым скачком, ощущение чужого присутствия на миг сделалось слегка отчетливее, но тут же некто исчез за соседним деревом.

Они поиграли в прятки минут пять, Семка вошел в азарт и несколько раз сиганул туда-сюда-обратно-вправо-влево, чтобы сбить прячущегося от него с толку. Кажется, ему это удалось, и он был уверен, что сейчас-то хоть как угодно, одним из доступных способов или всеми разом, но разглядит этого игруна. Но тут в глазах зарябило. Причем не просто так, а словно картинка на телеэкране, когда возникает помеха. То есть изображение хоть в обычном видении, хоть в сканирующем взгляде вдруг стало рассыпаться на квадратики и разлетаться в разные стороны. На Семку накатила волна страха, оттого что на кусочки разлеталось не только то, что он видит, но и он сам. То есть не сам, а его сознание. Вот ты был целым, а сейчас тебя десять тысяч кусочков. Каждый вроде бы ты целиком, но какой-то неяркий, слабый, с каждым мгновением тупеющий, теряющий способность осознавать хоть себя, хоть мир вокруг.

На остатках соображения Семен задергался, пытаясь собрать себя в целое, пусть абсолютно не понимал, как это сделать. Ему странным образом это удалось. Но тут он стал разваливаться повторно и уже не на квадратики, а просто-таки на конфетти. Еще миг и… он даже не мог додумать, что будет с ним через миг, а уж предпринять что-либо не сумел бы ни за какие коврижки. И тут его отпустило. Некоторое время его «Я» собиралось в кучку неспешно, вроде бы само по себе, затем к нему вернулась способность соображать, и он стал тянуться к своим кусочкам, стремясь не дать им разлететься и затеряться.