Книга Год Быка - Александр Омельянюк

Они гуляли накануне, но теперь не допоздна, как бывало ранее, на этот раз всё-таки более менее соблюдая какие-то приличия, устав товарищества и правила поведения.

Даже звук мощного триммера Платона не смог заглушить долбёжный ритм квази музыки Дибилевичей.

Общество потребителей, не справляясь с возросшими потребностями своих потребителей, начало кормить своих членов эрзацами продуктов. И не только пищевых, материальных, но и духовных. В частности, появилась и квази музыка, которая фактически являлась не мелодией, а лишь ритмом.

Недаром в Советское время на радио существовала рубрика «Мелодии и ритмы зарубежной эстрады».

И их культура теперь проваливалась также неожиданно противно, как рука, проводящая мягкой бумажкой меж ягодиц.

Культурой не отличались и гости Дибилевичей. Один мотоциклист, то и дело сновавший туда-сюда, очень много и излишне газовал перед отправлением. Но ещё больше он почему-то газовал при возвращении, словно моторизованный дебил говорил всем: Вот я! Вот я! Вот я! Вот я!

Но средь дачного шума Платон вдруг расслышал давно забытый, свидетельствовавший о зрелости лета, с детства милый звук. В малине появились большие кузнечики, «сверчки», как неправильно ранее их называл Платон.

Но это было несравнимо с тем, как неправильно применяла слова вполне взрослая Надежда Сергеевна.

Но чаще она проявлялась в других мелочах.

Угощая коллег дарами своего огорода, она порылась в пакете и вытащила для Платона самый незрелый помидор.

Он такой же недозрелый, как и его хозяйка! – понял тот, брезгливо поморщившись данайским дарам, среди которых оказались ещё и огурец с перцем.

А после короткой трапезы у Надежды хватило ещё совести спросить Платона:

– «Ну, как?! Понравилось?».

– «Перец и огурцы отличные! А вот помидоры неважнецкие, ещё недозрелые. Ты их поторопилась снять! – расставил он необходимые точки над продуктами.

Тогда Надежда решила удивить неподдающегося другим:

– «А у нас до сих пор клубника есть!».

– «Небось, ремонтантная?».

– «Нет, обыкновенная, наша отечественная!».

А во вторник начальница расщедрилась ещё раз – повела всех в так ею любимый пивной ресторан.

Но Платон пиво не брал, ибо не любил.

Когда же Надежда увидела, что Платон запивает еду фруктово-молочным коктейлем, то беспардонно остановила его:

– «Платон! Оставь его на вторую тарелку!».

Скорее всего, она боялась, что Платон потом закажет ещё один, хотя 250-и граммовый фужер коктейля оказался дешевле её 0,5 литрового бокала пива. Но от этих мыслей его отвлекла культура поведения за столом его коллег.

Она была, как всегда, разнообразной. Кто-то старался соответствовать, а кто-то, как всегда, невольно соответствовали самим себе.

Платон считал верхом столового дебилизма запихивание пищи ножом на вилку, и попытку, зажатую в левый кулак, точно засунуть её в рот.

Ему было смешно смотреть, как некоторые, держа вилку в левой руке, и ею дрожащей, пытаются аккуратно засунуть еду в рот – главное, попасть в него. При этом они наклонялись к вилке головой, как к неподвижному предмету.

Нож ведь нужен для нарезания твёрдой пищи, мяса, например, а не для того, чтобы скоблить им по тарелке, собирая на вилку гарнир, или салат.

Платон любил поиздеваться над бескультурьем, и не только столовым. Ещё больше он любил поиздеваться над завистливыми людьми.

Поэтому, когда он увидел беседующую с Надеждой Нону с обновлённой причёской, с перекрашенными в тёмно-вишнёвый цвет волосами, то не удержался:

– «Ух, ты! Здорово!» – поднял Платон вверх большой палец.

– «Ты помолодела лет на… двадцать!» – выждав паузу, сказанул он, удовлетворённо косясь на, глотнувшую слюну в подсохшее от зависти горло, Надежду.

Нона, заулыбавшись, ещё больше расцвела, а её соперница, сникнув на миг, машинально отвернулась в сторону, словно не принимая в адрес той такую похвалу и комплимент.

Но Надежда несколько отыгралась на подчинённом уже в обед:

– «Что-то у тебя тут говном пахнет?!».

– «Нет! Это картофелем и кофе несёт из вашей комнаты!».

– «Нет, говном!» – настаивала биолог.

– «А что? Уже переварилось?!» – не поддался Платон на провокацию.

Тогда Надежда попыталась достать непробиваемого в конце рабочего дня, заставив его задержаться:

– «Платон! Лёшка с Гаврилычем привезут тебе банки, дождись их и помоги разгрузиться!».

– «Я их конечно дождусь. Но могли бы сначала дело сделать – банки привезти, а потом гонять шарики до их посинения! Делу время, а потехе час!» – упрекнул он начальницу, указав ей на заигравшихся на компьютере.

На следующий день Надежда поутру задержалась. Алексей, как часто бывало, был в отъезде. А Платон у себя клеил этикетки.

Гудин же в спокойном одиночестве привычно и безуспешно гонял шарики на компьютере в кабинете начальницы. Он так увлёкся, что не сразу нехотя снял трубку трезвонившего телефона:

– «Алло! А Вы куда зво́ните? Причём тут Надежда Сергеевна?! Это же не частная лавочка «Червонный лапоть», а ниибимедхимии!».

Вскоре в хорошем настроении появилась и главная, по привычке выдав очередную гиперболу, не дающую шансы сотрудникам на отгул оставшихся дней своих урезанных отпусков:

– «Август, как всегда, у нас будет тяжёлый!».

И чего там тяжёлого? Месяц, как месяц! Как и все остальные для меня лично лёгкие! Жрать надо поменьше, тогда и полегчает! – резюмировал мысленно Платон плач начальницы.

А упомянутый август вскоре и подкатил незаметно.

В субботу, 1 августа, супруги Кочет съездили в Купавну и ужаснулись состоянием бывшей дачи Гавриловых. Территория заросла кустами и побегами молодых деревьев, фактически став перелеском, дом требовал покраски, трава была по пояс, дорожки потерялись под перегнившей листвой и засохшими, упавшими ветками, бывшие грядки давно потеряли очертания, став каменными. Ветки яблонь давно опустились и перегородили все проходы, забор кое-где покосился, да и соседи были недовольны запустением за ним, портившим всю картину.

Ксения расстроилась, а Платон взялся за пилу, топор, секатор, косу, вилы и грабли. Не успела жена наговориться с соседкой, как он уже очистил палисадник от гаража до главной дорожки, придав ему весьма симпатичный вид, собрав у костра кучу разнокалиберных обрезанных веток, а под дальней яблоней у заднего забора большую кучу сухой травы и не догнивших листьев. От такой приятной неожиданности повеселела и Ксения.

Затем доморощенный «бульдозер» прошёлся по главной дорожке от калитки к дому и загону для машины, обеспечив ей беспрепятственный въезд. Лицевая сторона дачного участка в течение одного неполного дня вдруг оказалась вполне чистой и культурной.