Книга Солдатский долг. Воспоминания генерала вермахта о войне на западе и востоке Европы - Дитрих фон Хольтиц

Наша страна географически и исторически абсолютно не похожа на Америку. Перед американцами лежали бескрайние просторы, коренных жителей которых они легко могли прогнать. Для освоения этих огромных пустых пространств им требовались инициативность и изрядная жестокость. Они могли сделать – и сделали – ведущим принципом индивидуальную готовность к риску. Поначалу они вовсе не нуждались в законах. В качестве образца они выбрали пионера, который отвергал любые полицейские меры как незаконное и неоправданное вторжение государства в его жизнь. Отсутствие сильных соседей делало ненужной мощную армию, защищающую страну от вторжений извне. Само собой разумеется, из всего этого развилась совершенно иная политическая концепция. Мы охотно соглашаемся с тем, что американцы блестяще справились со стоявшей перед ними задачей колонизации почти необитаемого континента, который стал житницей для половины мира. Мы завидуем гибкости их демократии, максимально соответствующей их потребностям. Мы также признаём, что нам есть чему поучиться у американцев в плане личной свободы и внутренней независимости. Но так же энергично мы настаиваем на том, что европейская и германская история устроена по отличным от американских законам. Мы должны пригласить их изучить наши законы, если они хотят изучать такую сложную проблему, какой является германский вопрос, и предлагать свои решения для нее. Никто не должен считаться виновным за то, что родился в слишком тесной и опустошенной войной Европе, и за то, что его судьба стала частью ее судьбы.

Немецкая концепция государства

Как показывает пример США, малонаселенная, но обладающая большой территорией страна, которой не угрожают соседи, гораздо меньше нуждается во вмешательстве государства в жизнь ее граждан, чем страна с высокой плотностью населения, бедной почвой и окруженная многочисленными соседями. Задачи государства не ограничиваются только защитой от внешних врагов, они состоят также в защите одного гражданина от произвола другого, экономически более сильного, и гарантируют его от нищеты. В густонаселенной стране, зависящей от экспорта и импорта, экономический либерализм всегда будет заканчиваться там, где речь заходит о благе всего народа.

Именно такое положение всегда было характерно для Германии. Судьба народа здесь тесно связана с судьбой государства. В период Великого переселения народов, при вторжениях гуннов, венгров, турок[91], во время религиозных войн или наполеоновских походов, государство всегда оставалось гарантом выживания нашего народа, целостности нашей территории[92], а также сохранения нашей культурной и духовной жизни[93]. Точно так же дело обстояло и в других европейских странах, но в Германии эта тенденция была выражена особенно четко. Территориальная сжатость Германии породила народ, признававший высшую власть государства, морально готовый сохранять ей верность и подчиненность, не из духа покорности, а потому, что того требовали политические и экономические условия. Многочисленные правящие династии поощряли такую концепцию государства, которая развивалась во всех аспектах и до сих пор живет в наших мыслях и действиях.

Этими глубоко укоренившимися в нашем народе историческими концепциями воспользовался национал-социализм, когда пришел к власти. Сами они, отнюдь не низкие и не преступные, служили основой для великих дел, даже гуманитарного плана. Только такой взгляд может объяснить готовность немецкого народа доверить свою судьбу в казавшейся безнадежной политической и экономической ситуации гитлеровскому режиму в надежде на лучшее будущее. Но чтобы уточнить понятие «государство», следует рассказать о государстве, создавшем современную концепцию. Я имею в виду Пруссию, точнее, то, чем государство было для Гогенцоллернов начиная с Фридриха-Вильгельма I (р. в 1688, король Пруссии в 1713–1740). В то время, когда германские и вообще европейские дворы соперничали между собой в роскоши и расточительности за счет народа, Фридрих-Вильгельм сделал жизнь прусского двора по-спартански простой. О строительстве величественных зданий, организации дорогостоящих празднеств и прочих развлечениях он заботился много меньше, чем о благосостоянии своих подданных, даже наиболее бедных. Его единственным правилом был долг. Все люди, и он тоже, жили, чтобы исполнять свой долг. Он создал дисциплинированную армию под командованием безупречных офицеров. Чиновникам, опоре государственной идеи, он привил убежденность в том, что долг служения государству – главный смысл их существования; он превратил их в безотказный механизм, служивший общему делу, а не его личным интересам. Он устанавливал годовой бюджет и строго соблюдал его. Он поощрял сельское хозяйство и ремесла и уменьшил зависимость своего маленького государства, каковым была тогда Пруссия, от импорта из-за границы. Эти принципы позднее сделали Пруссию ведущим среди германских государств[94]. Да будет мне позволено пожелать создаваемому сейчас новому Германскому государству и его чиновникам той прусской скромности и дисциплинированности, которые Фридрих-Вильгельм I привил своим подданным.

Во всяком случае, расточительность, заносчивость и высокомерие многих вождей национал-социализма не имели ничего общего с подлинным прусским духом. Конечно, нацистский режим использовал те же методы, что в прошлом возвеличили Пруссию и Германию, то есть жесткую политическую систему и дисциплинированный народ, поддерживающий государство, но размыл моральные принципы, составлявшие основу этого величия.

Национал-социалисты прославляли прусский дух и его создателей, в первую очередь Фридриха II Великого (р. в 1712, король Пруссии в 1740–1786), и считали, что таким образом оправдают свои доктрины об абсолютной власти фюрера. Умалчивалось или, возможно, не было понято то, что резко противопоставляло друг другу национал-социализм и прусский дух; разница заключалась в том, что, повинуясь в военном или политическом аспектах, человек сохранял внутреннюю свободу, составлявшую истинный двигатель его поступков. Фридрих-Вильгельм I придерживался принципа равенства всех людей перед законом, он признавал и защищал личную свободу. Гитлер же надевал на акт произвола маску законности, прикрываясь тезисом: «Законно все, что идет на пользу народу», делая, таким образом, личность совершенно беззащитной в юридическом плане. Фридрих II Великий в религиозной сфере позволял каждому «верить по-своему». Национал-социализм возвел свою идеологию в ранг религии и преследовал всякого, кто открыто выражал иное мнение.

Сегодня мы не должны смешивать прусский дух и национал-социализм – а эту ошибку допускают многие, и немцы, и иностранцы. Я хочу, чтобы меня правильно поняли: моя цель – показать в истинном свете бесспорно положительную роль Прусского государства в развитии Германии в целом и ее противоположность тому, что делал национал-социализм. В нынешнем положении я не вижу ничего окончательного, это лишь один из этапов развития. За последние сто лет территория Германского государства по воле изменчивой судьбы много раз меняла свои размеры и границы. Мы верим в мирное объединение всех немцев в единое государство и от всей души желаем этого.

Коль скоро я упомянул о последних территориальных изменениях, достаточно взглянуть на карту, чтобы понять, в каком тревожном экономическом положении оказалась наша страна. В результате произвольного проведения границы по линии Одер – Нейсе мы потеряли наши лучшие сельскохозяйственные районы.