Книга Москва-bad. Записки столичного дауншифтера - Алексей Шепелёв

На речках пляжи, газоны зеленеют – причём не из искусственной травы, как в столице, но из подстриженной муравы! Скульптуры-памятники кругом, к примеру, ежи облысевшие в цветах – детей, видно, пугать онкологией (всё же местные умельцы, хоть и малой формой и бюджетом скованы, любому Церетели б показали, почём искусство для народного народа!); все гуляют вразвалочку, как на юге, по загогулинам-дорожкам, подчас среди невиданных тропических растений… Загар такой, что негры позавидуют (правда, от чрезмерности с несколько землистым оттенком; и кстати, на улицах полно африканцев, студентов здешних), а вечером иль ночью заходишь в супермаркет – как в клуб ночной – в настоль коротеньких все шортиках, бикини, топиках… что календари с девахами в стиле «Californication», которые в конце 80-х каждый пацан лепил не над кроватью в комнате («прикинь, родаки могут зазырить – стрём!»), а в гараже, в «хатке» или в подвале-качалке, теперь почитай ожившие через каждый шаг!.. Живут, что называется, не ведая греха – не зная совершенно московского изгойства, суицидальной битвы за металл и бетон, безобразной людской гущи, прогорклого, удушливого воздуха… Здесь всё дёшево и по-простому – абсолютно всё!..

И главное никто кругом не пьёт, не курит. В девять часов – я подчёркиваю -алкоголю полный отбой, холодильники у ларьков обвязывают железной цепью – бонаквы не допросишься! Закуришь на Советской и мыкаешься с бычком как дурак, привлекая косые, неприветливые взгляды. По привычке захочешь сунуться в киоск при остановке за сигаретами и пивом – на каждой остановке ларец Сбербанка (?!), а на некоторых остановках ещё круче: с одной стороны от лавочки – выкрашенный под корову чёрно-белую квадратнейший ларь, где можно круглосуточно получить за несколько монет стаканище запакованного чуть ли не парного молока, а по другую сторону – будочка, в которой продаются свежайшие пирожные!

Раньше нельзя было так посмотреть на мир и град, чтоб не увидеть в кадре кого-нибудь с бутылкой пива и с сигаретой, а то и с водярой и самогонищем, чего греха таить. А сейчас – внимание! – невозможно так бросить взгляд и сфотографировать, чтоб не оказались в кадре… купола! Купола сияющие, нестерпимо золотые! Вроде бы хорошая примета, возрождаются старые храмы (святитель Лука в своей автобиографии пишет, что до революции в Тамбове и области было 110 церквей!), и город сразу одухотворён, увенчан, пронизан чем-то старо-русским… Хотя явно и ново- тоже. В соседстве с тотальным пляжем-супермаркетом, да, честно говоря, и с полной сытостью и трезвостью… чем-то сбивает всё ж на идиллию главной улицы тишайшего города N, нарушенную визитом безумного «ревизора» Воробьянинова, охотника за неживыми душами, попавшими в самсару… Куда докатится это колесо?.. Ясно ведь, что не только в 90-е народ здесь был неоднозначный: достаточно антоновщину вспомнить или у Мельникова-Печерского про тамбовскую хлыстовщину прочесть. А сейчас – подчаливают поздно вечером два мужика к ларьку: «Два по 150!», долго мнутся, советуются и добавляют: «С кленовым сиропом»!

Навстречу все по набережной – с мороженным, вразвалку… С такой же ненасытимой жадностью, как раньше спиртуоз, лижут и жуют. Чтоб с сигаретой кто, или с бутылкой – что ты! Конопелькой, правда, частенько попахивает…

Для меня картины эти предапокалиптичные какие-то. Утопия и антиутопия обнялись в экстазе. Особенно когда стоит над Цной луна багровая, а над затихшим городом горят со всех сторон красноватым неоном кресты… (По-видимому, чисто тамбовское ноу-хау: кресты на церквях и колокольнях подсвечены шестью розовыми точками (из-за чего выглядят в сумерках как католические), а вокруг куполов одного из храмов светятся некие окольцовки огоньков, вроде гирлянды, из-за чего церковь выглядит как шапито!)

Строенья восстановленные или вновь построенные, оштукатуренные-окрашенные, и кажется, в любом случае наряженные барочностью 18 столетия. Тут не встретишь старинной церквушки, как, допустим, в центре Москвы, и в сердце почему-то щемящая эстетическая тоска…

Я помню, как хорошо было в Бронницах, практически из любой точки городка смотреть на купола старой, конца 17 века, церкви Архангела Михаила – они были крыты железом, крупными, прямоугольными, параллельными земле и горизонту сегментами, что придавало всему собору, хоть и украшенному незначительными элементами московского барокко и имеющему, как и многие, более позднюю нелепую пристройку, сдержанно-величественный, северный вид. На пяти аккуратных барабанах – белых, глухих, без окон, – объёмные серо-металлические луковицы – подстать почти круглогодичной мрачноватой погоде, а в светлый день сияют, но не слепят глаз… Мы всегда на них радовались… пока луковицы эти – не оказались на траве у подножия собора. Настоящие исполины!.. – Аня, как раз вновь оказавшаяся в городке по делам, успела возле них сфотографироваться. Их заменили привычными по Тамбову более вытянутыми чешуйчатыми золотыми и синими в звёздочках…

«А из нашего окна площадь Красная видна!» – сам поражаешься буквальности знакомой каждому детской строчки. И окна-то по три метра шириной! Застеклено пластиком так называемое гульбище – опоясывающая основание глав-церквей внешняя галерея, по которой раньше и впрямь можно было гулять, наверно, даже обойти собор вокруг. Сидишь часами на выходе, то просто смотришь в боковое, то встаёшь помяться, размяться для согреву, получше рассмотреть. Справа Спасская башня – каждые пять минут невольно сверяешь с ней часы. В полуденном весеннем солнце постоянно что-то блестит – то стрелка, то обод циферблата, то звезда (она, если присмотреться, поворачивается), то из-за стены чуть торчащие купола – и часто слепит, так что почти постоянно нужно щуриться или отворачиваться! А если взойти на ступени к фронтальным окнам (тут я тоже частенько постаивал, оперевшись, но почему-то в пасмурные и ненастные дни), то видишь из-за задника памятника Минину и Пожарскому всю площадь, в зонтах и плащах, ну и уже собственно тех, кто спешит к Собору…

Особый шик – в метель дежурить тут…

На этом посте суть надзирателя в том, чтобы не пускать тех, кто подымаетя по крыльцу и, наплевав на табличку, вламывается в дверь. Войти нельзя («There’s not entry – it is only exit!»), а выходить нужно именно здесь, через эту тугопружинную (иногда я даже рукой с места её придерживал пожилым или хорошеньким дамам, отчего прочие решали, что я швейцар). Тут тоже не соскучишься: какие-нибудь азиаты так толпами и лезут целый день.

Весьма часто случается, что оттуда толпа лезет, а отсюда выходит, да ещё одновременно с этим кто-нибудь что-нибудь спрашивает… Мало того, что на доходчивом английском и со всей вежливостью… – каков вопрос, таков ответ… Позавидуешь Анфисе, которая не стесняется гаркнуть на всех, как гарпия, раскрылиться и грудью встать, как мать-героиня. А коли не доглядишь, просочится пара-тройка «чумовых», и будут они колобродить по собору как наглядная иллюстрация твоей халатности!..

Потом я осознал, как поступает Лана: она сидит, настоль увлечённо натыкивая в свой суперсмартфон (а иногда и подшефе), что даже когда я подхожу сменяться, мнусь в полуметре, покашливая и жестикулируя… Девушка Гагула села прясть, да и заснула!.. Короче, опять виноват.

Её муж, как меня со значением осведомили, состоятельный человек, и она здесь пребывает под маркой «лишь бы где-то работать для виду», по сути, развлекается. «Экстрим – понятно», – пошутил я. Такой же случай вышел и со второй светской экстремалкой – с Олей. Я пытался его (случая) избежать – чем только усугубил.