Книга Новые байки со "скорой", или Козлы и хроники - Михаил Дайнека

— Поди ж ты — охмуряет, — качнула головой Диана.

— Консексус намечается, — иронично отозвался Миха. — А очень ничего себе девчушка, ну очень даже очень! — слегонца подначил он любимую супругу.

— То-то у тебя в глазах похотунчики резвятся! — весело фыркнула она.

— Ревнуешь?! — довольно ухмыльнулся Миха.

— Кого? — ехидно уточнила законная супруга.

Миха очень, даже очень-очень неприлично выразился.

— Интересно, — Диана изящно потянулась, — а он сам-то понял, чего наговорил? — переменила она тему.

— Это ты о ком? — не врубился Миха.

— Да о Собчаке же — приехал, в говорунчик похрипел, порычал, а чего рычал…

— А фамилия у нашего градоначальника такая, — усмехнулся Миха, — бывают говорящие фамилии, а у Собчака она если не рычит, то хотя бы чавкает. Кстати, о собаках…

— А собака здесь при чем? — встрял Калошенюкевич.

— Собака ни при чем, — со всей возможнейшей серьезностью согласился Миха, — тем более она не здесь — собачонка на Сенной, при ларьке сучонка тусовалась… Приколись, народ, — привычно завладел он вниманием аудитории, — жанровая сценка: Сенная как Сенная — толковище, топтовище, торжище, гульбище, а посреди всего этого бедлама препотешнейшая собачонка у ларька скоморошкой трудится. А ларек типа «какой же русский не любит быстрой еды» — это где хот-доги всяческие там, гамбургеры из бродячей собачатины…

— Что за собачатина такая? — опять не въехал Калошенюкевич.

— Обыкновенная, свежая, третьей категории, на филей разделывается вместе с будкой, — снова с самой рассерьезнейшей физиономией отозвался Миха. — Ну так вот, — продолжил он рассказывать, — а неразделанная собачатина, стало быть, пожрать себе таким макаром клянчит: и так она, и сяк — то она на задних лапках спляшет, то она передними сучит, точно как Собчак на подоконнике…

— А он-то здесь при чем?!

— А тоже ни при чем, — нимало не перечил Миха. — Короче, эти плясы у дворняжки ну до того забавно получаются, ну до того занятно, что парочка ментов, барахольщиков гонять замаявшись, на прикольную дворняжку засмотрелась и перекусить решила — условный рефлекс, надо полагать, у ментов сработал. Один в ларек суется: это мне, мол, это, это, это; о деньгах он, разумеется, не вспоминает. Но это первый о деньгах не вспоминает, а второй, естественно, не забывает: а сдача где?! А ларечник, ясный день, дает — битый он уже, воспитанный, он из этих, из южан, которые урюки, абреки, кунаки; из хачей, короче, чтобы баклажанами этих не к ночи будь помянутых чучмеков не назвать. Словом, баклажан дает, мент берет, а эта собачонка…

— Да при чем здесь эта собачонка?!! — пуще самого рассказчика распотешил публику Калошенюкевич.

Миха выразительно и даже заразительно зевнул:

— Я же говорю, что ни при чем. Кстати, о собаках…

А время шло.

Время шло, становилось холодно и скучно. Гроза не разразилась, обошлось мелким моросящим дождичком. «Римская» команда друг за другом разбрелась, паче водка очень скоро кончилась, даром что зануде Мойшицу так и не налили, а Роману с рыженькой, увы, просто не досталось.

Между тем в Ленсовете удосужились наладить громкоговорители, и ближе к полуночи на всю Исаакиевскую сообщили, во-первых, что в Москве танковая рота Таманской гвардейской дивизии перешла на сторону народа и прибыла к резиденции российского правительства для защиты от назначенного якобы точнехонько на полночь штурма; во-вторых, что в Ленинграде мэр Собчак собственной персоной разблокировал эфир на телевидении, резко осудил путчистов, призвал всех к забастовке и пригласил желающих к десяти утра на митинг на Дворцовую; в заключение депутаты сказали всем спасибо, заявили, что сегодня продолжения не будет, и не мудрствуя лукаво предложили гражданам до завтра разойтись.

Короче, объявлен был антракт.

— Кто бы мне сказал, какого рожна мы здесь целый день торчали? — с некоторым разочарованием поинтересовался Миха.

— Вы-то ладно, а вот я… — пожал плечами Ромка.

— Это ты к чему? — не понял Миха.

— Да к тому, что в самом деле — какого черта я обратно прилетел! Ну куда, куда наша драная страна годится, если в ней правящая партия долбаный переворот организовать не может!! Да ну, — досадливо отмахнулся Ромка.

Пассаж Миха заценил.

— Не цепляет, Ромочка? — посочувствовал, дурачась, Михаил.

— Не цепляет, Миха, — в моветон ему ответил Ромка.

— Требую продолжения банкета! — воскликнул Михаил.

— Это ты к тому, что мы опять напьемся? — с первой же попытки догадалась умудренная опытом Диана.

— А как же! Ничего, сейчас на «пьяный угол» завернем… — начал было недопивший Миха.

— Незачем, — немедленно откликнулся Роман, — у меня коньяк остался в сумке… Ты же с нами? — спросил он Александру.

Рыженькая без затей кивнула. Консексус не консексус, но, в отличие от переворота, в этой частной плоскости сюжет развивался в заданном режиме и верном направлении.

— Тогда пошли?

— Пошли.

И они не торопясь пошли, благо Михаил с Дианой обитали рядом, практически на полпути между парадной Исаакиевской и барахолочной Сенной, то есть в центре, как и было сказано, в самом центре, в эпицентре города.

Минут через десять они вошли в квартиру.

— Удобно вы устроились, — заметила рыженькая Саша, с живейшей непосредственностью оглядывая нестандартное жилье, отделанное с выдумкой и незаурядным вкусом.

— Это мы нарочно, чтоб за впечатлениями далеко не бегать, — улыбнулся Миха, — сама видишь, у нас поэтому и прихожей нет: вот дом, вот порог, а за порогом — бух! и на баррикады…

— Нет, я серьезно — классная у вас квартира, я таких никогда не видела. Клево! — оценила Сашенька.

— Экзотика, — отозвался Михаил, — петербургские трущобы называется… Кстати, об экзотике, — обратился он к супруге, — пища нынче в нашем доме как — тоже субстанция экзотическая? или можно на что-нибудь надеяться?

— Надеяться-то можно, — Диана в задумчивости заглянула в холодильник, — а что толку, если мы августовские карточки уже неделю как прожрали, — почесала она стриженый затылок. — Ничего, сейчас мы что-нибудь сообразим… Человеки, против макарон и тушенки с луком никто не возражает? — вопросила Дина.

— Ба! Да это же предел мечтаний, Диночка! — бодро откликнулся Роман, копаясь в своей необъятной сумке.

— А можно я тоже поучаствую? Давай я лук почищу, — вызвалась рыженькая Саша.

— А я пока консервами займусь, — поддержал инициативу Михаил. — Реалии, однако… — пробурчал он, иронично хмыкнув. — Между прочим, спрашивается, господа, вот с чего бы это нам, в натуре, бунтовать приспичило? Нет, ну в самом деле, коли так подумать, к чему, кроме говорильни, перестройка привела? Мы же с этой базарной, извините, демократизацией уже до карточной системы докатились — а ведь ежели и дальше так пойдет, токмо ж хуже будет, — со скрежетом закончил он, открывая армейскую тушенку.