Книга Simple Storys - Инго Шульце

– Все, – возопил Франко, – мы закрываемся!

Бертрам опять сел. Марианна пробежала мимо нашего столика, на ходу бросив Бертраму: «Привет, Петер!» и кивнув мне.

– Я заплачу за нее, – сказала она Франко, который уже протягивал счет и картонку.

– Теперь все ясно! – зашептал Бертрам. – Амазонка и Бейерова Ханни… И как это до меня раньше не доперло!

– Ты имеешь в виду нашего Бейера? – спросил я.

– Точно, евойную подстилку и Марианну! Теперь ты усек, почему все рекламные заказы от «Мебельного рая» оседают у Бейера? Я хорошо знал мужа Марианны и думал, что через них двоих сумею как-то зацепиться за «Рай». Ведь там поистине золотое дно! Но, раз эти две бабенки спелись, ты тут хоть кол на голове теши…

– Ты ей сказала, что она получит?! – Ханни, похоже, внезапно возбудилась. – «Под зад коленкой» – надо было сказать. Почему ты ей не сказала: «Под зад коленкой»? В этом вся ты! – кричала она. – Кроме сердца и головы тебе и на ум-то ничего не приходит! Меряешь всех на свой лад!

Марианна вторично пробежала мимо нас.

– Граппу, амаретто, коньяк? – спросил Франко. Она протянула ему кассовый чек и пятидесятимарковую бумажку, а сама, зажав портмоне в руках, облокотилась о стойку.

Не знаю, почему мы тогда сразу не ушли. Мы молчали, бутылка была пуста. Мы просто еще не решились оторвать свои задницы от стульев. Я раздумывал, стоит ли сходить за выпавшей из телефонного автомата сдачей и молча положить ее на их столик.

Голова Ханни опять упала вперед. При этом Ханни как-то неловко дернулась и опрокинула рюмку. Рюмка ударилась о пепельницу, но не разбилась, а по дугообразной траектории откатилась назад, сверзилась со стола и, невредимая, осталась лежать на ковре. Ханни подложила руки под щеку, широко раздвинув локти.

– Вы позволите вам помочь? – возбужденно крикнул Бертрам. Марианна только пожала плечами. Но Франко опередил его. Сперва мне показалось, будто Франко нагибается за рюмкой. Но он подхватил Ханни под коленки, Другую руку просунул ей под спину и – оттолкнув стул назад – поднял на руки. Марианна пыталась поддерживать свисавшую вниз голову Ханни. Я встал, заглянул под их столик, чтобы посмотреть, не забыли ли они чего, и обнаружил Ханнину сумочку. Бертрам между тем уже снимал с вешалки ее плащ. И мы все вместе вышли из ресторана.

Франко, очевидно, имел достаточный опыт в таких делах, потому что без видимых усилий поместил Ханни на сиденье рядом с водительским, предварительно опустив его спинку. Бертрам осторожно прикрыл нашу даму плащом.

– Я мог бы потом помочь вам вынести ее из машины, – предложил я, передавая Марианне сумочку.

– А вы тоже живете в северной части города?

– Да, – сказал я, судорожно пытаясь сообразить, знает ли Бертрам, что я вру.

– Тогда, значит, я вам больше не нужен, – скороговоркой выпалил тот и крепко пожал мне руку. И потом еще крикнул: – Пока, Марианна!

– Может, мы тебя подвезем? – спросила она.

– Разве нам по пути? – он ухмыльнулся и, обернувшись на ходу, еще раз махнул рукой.

– Чао, Франко, – сказал я.

Марианна вела машину осторожно и на поворотах сильно замедляла ход. Прошло уже порядочно времени с тех пор, как я втиснулся на заднее сиденье. Лоб Ханни придвигался все ближе к моему правому колену. В зеркальце заднего вида я наблюдал за Марианной. Один раз наши взгляды встретились, но мы не произнесли ни слова.

Потом, с Ханни на руках, я стоял около подъезда и ждал, пока Марианна найдет местечко для парковки. Я представлял себе, как это выглядит со стороны: вот кто-то ночью подходит к своему окну и видит, что некий подозрительный тип ищет, куда бы ему пристроить женское тело… И еще я хотел, чтобы Ханни открыла глаза, улыбнулась мне и снова заснула…

Марианна, с ключом в руке и переброшенным через плечо плащом Ханни, наконец поборола приступ кашля.

– Вам хватит сил дотащить ее до третьего этажа? Мои руки постепенно коченели, теряли чувствительность…

В квартире Марианны приятно пахло, примерно так, как во времена моего детства – в «интершопах».[54]Марианна убрала с софы журнал «Бурда-моден», телепрограмму и зеленую библиотечную книжку. Я собрал последние силы, опустился на корточки и бережно положил Ханни на софу. Потом Марианна велела мне снять обувь.

– Ее! Ее обувь, а не свою! – шикнула она, когда я послушно развязал шнурки. Я крепко обхватил Ханнину лодыжку и легко снял первый туфель. Снимая второй, я из предосторожности согнул изящную женскую ножку и невольно опять увидел те трусики.

Марианна принесла теплое одеяло, натянула Ханни на плечи и подоткнула с боков, укутала ее ноги. Я снова зашнуровал ботинки. Ханни дышала тяжело, и казалось, что она вот-вот захрапит. Между ее губами лопнул пузырек.

Марианна поставила в головах кровати синее пластмассовое ведерко с водой, откашлялась и сказала: «Ну вот…»

Мы с ней уселись на кухне, левая стена которой была обклеена открытками с видами разных достопримечательностей.

– Все от моей дочери, – сказала Марианна. – Вчера Конни позвонила из Каракаса… Вот вы, например, могли бы, не раздумывая, сказать, что Каракас – это в Венесуэле?

– Не мог бы, – честно признался я.

– Я думаю, – сказала она, – Конни и сама не всегда знает, где именно она в данный момент находится.

Мы выпили чаю и потом кофе. Я не мог ей точно ответить, сколько времени Ханни провела в ресторане.

– Она постепенно напивалась и дважды звонила по телефону, – сказал я.

– Дважды? – переспросила Марианна. – Я не спала, но когда сходила за пивом и вернулась, заметила, что автоответчик мигнул. Потом я как бы отключилась.

– Алкоголь – единственное, что помогает при полнолунии, – сказал я.

– Если бы мне кто-то напророчил, что однажды вы будете сидеть в моей кухне… Я ведь хорошо знаю вашего отца… товарища Мойрера… – сказала она, – школьного директора по положению и призванию…

– Сейчас, между прочим, он в «Дёзене», – сказал я.

– В «Дёзене»? Я, правда, видела его раньше только два или три раза, – сказала Марианна. – Но поверьте мне, что нет человека, о котором здесь, за этим столом, говорили бы чаще, чем о вашем отце. Вы мне верите?

Я кивнул. Мне хотелось сказать ей, что Эрнст – не родной мой отец. Но, возможно, она поняла бы меня как-нибудь не так…

Мы ели соленую соломку, пили кофе и говорили о страхах, о том, что многие люди теперь с наступлением темноты опасаются выходить на улицу, а это уже граничит с истерией.

– Вы только посмотрите на двери нынешних квартир, – сказал я, – какие в них вделаны замки!

– В последнее время, когда по вечерам я остаюсь одна в мебельном магазине, – начала Марианна, – я тоже боюсь. А раньше, довольно долго, уже не испытывала страха. Боится тот, кому есть что терять. И вот я думаю, что, значит, дела мои не так уж плохи – иначе мне было бы на все наплевать. Какое-то время я действительно ничего не боялась. А вот сейчас часто воображаю себе, что прогремит выстрел, войдут какие-то люди, перевернут все вверх дном… Но покупать пистолет я пока не собираюсь. – Она подавила зевок. – Наш психолог – а в таких заведениях, как наше, в штате всегда числится женщина-психолог – как-то спросила, что я сделаю, если кто-нибудь попытается на меня напасть. Я сказала, буду стрелять. Куда же вы будете целиться, поинтересовалась она. И я ответила, что есть только два надежных варианта: целиться в сердце или в голову. Да, вы действительно выстрелите, сказала она. Естественно, говорю я, а вы как думали? И она сказала, чтобы я не покупала оружие, что она этого не может, не вправе одобрить, такие ей даны директивы. Я поблагодарила ее. За откровенность.