Книга Чего боятся ангелы - К. С. Харрис

Малышка широко раскрытыми глазами смотрела на мужчину, бегущего по коридору мимо поломанных перил, по просевшим ступеням некогда величественной лестницы. Он промчался сквозь приоткрытую заднюю дверь, перепрыгнул через прогнившее крыльцо, миновал маленький дворик, обрамленный с двух сторон высокими кирпичными стенами и заваленный обломками черепицы, разбитыми бочками и горами гниющих отбросов. В конце двора стояло нечто, прежде бывшее каретным сараем, но когда Себастьян толкнул дубовую, окованную железом дверь, она оказалась запертой.

— Черт побери. — Он заколотил кулаком по неожиданно крепким доскам. С улицы доносились крики, внезапно послышался набат.

— Черт побери! — повторил беглец, оборачиваясь и прижимаясь спиной к двери.

Рядом с ним уходили вверх ступени. Оттолкнувшись, он побежал вверх. Чердачная дверь тоже была заперта, но от удара ногой дерево треснуло, и дверь, скрипнув, открылась внутрь.

Помещение разделяли грубые перегородки. Огибая их, виконт поскальзывался на грудах гниющего сена, в воздух поднимались тучи пыли, танцующей в бледном луче света, пробивавшемся сквозь одинокое окно, затянутое паутиной. Распахнув створки, Себастьян перекинул через подоконник сначала одну ногу, затем другую, протиснулся наружу. Дождь припустил сильнее, ледяные струйки хлестали по лицу, словно вонзались в кожу иголками. Повиснув на руках, Себастьян коротко вздохнул и прыгнул вниз.

Он упал на грязную мостовую, перекатился, вскочил и бросился бежать, оступаясь в вонючей жиже из гнилых капустных листьев, прелой соломы и навоза. Впереди под сломанной аркой старых конюшен открывался выход на боковой переулок, где народу было довольно мало. Наконец появилась возможность убраться подальше от работного дома, Мэйтланда и патрульных. Откуда-то у него за спиной послышался крик, затем другой, и снова забил набат. Себастьян пригнулся, чтобы спрятать лицо от дождя, и пошел восвояси, как просто еще один мокрый, оборванный, грязный мужчина, ничем не примечательный, кроме роста и крепкого сложения.

ГЛАВА 49

Джорджио Донателли спешил домой под послеполуденным дождем, держа под мышкой покупки. Нырнув под навес крыльца, он стал искать ключи. Себастьян неслышно подошел сзади.

— Давайте я помогу, — сказал Девлин, протянув руку, чтобы толкнуть дверь. Итальянец замер.

— Матерь Божья, — прошептал Донателли, выронив хлеб. — Опять вы.

Себастьян поймал буханку прежде, чем та упала на порог, и широко улыбнулся художнику.

— Давайте-ка немного поговорим, ладно?

— Вы не сказали мне, что были с Рэйчел любовниками, — начал Себастьян.

Донателли сел перед камином в гостиной в старое, вытертое кресло, обтянутое гобеленовой тканью. Темные кудри закрывали ему лицо. Он медленно поднял голову, на скулах заиграли желваки.

— Я знаю вашу страну. Знаю, как вы, англичане, относитесь к иностранцам.

Себастьян стоял в дальнем конце комнаты, прислонившись к стене и скрестив руки на груди. Ему тоже была известна надменность его нации, ее страхи и готовность осудить все чужеземное, даже не попытавшись вникнуть в суть дела. Если бы в полиции узнали, что Донателли — любовник Рэйчел, итальянца арестовали бы, невзирая на все указывавшие на виконта улики.

— Я слышал, что Рэйчел собиралась покинуть Лондон, — сказал Себастьян. — Вы об этом догадывались?

Донателли вскочил, глаза его пылали.

— Что вы хотите сказать? Что она намеревалась бросить меня? Что я из-за этого в порыве ревности убил ее? Матерь Божья! Она же носила моего ребенка!

Себастьян крепко держал себя в руках.

— Значит, вы намеревались уехать вдвоем? Да? Но зачем? После многих лет упорного труда вы наконец добились такого количества заказов, что едва справляетесь с их наплывом, а Рэйчел ждала многообещающая карьера на лондонской сцене. Так почему же вы решили все бросить и уехать?

Донателли подошел к камину, положив руку на каминную полку и глядя в огонь. После минутного молчания он испустил долгий вздох, словно изгонял с ним из себя всю свою ярость.

— Мы собирались в Италию. В Рим… Рэйчел чего-то опасалась. Не знаю, чего именно. Она не сказала мне. Считала, что лучше мне не знать.

— Но вам было известно, что она передавала информацию, которую выуживала из своих любовников, французам через Пьерпонта.

Донателли кивнул, презрительно скривившись.

— Просто удивляешься, сколько важных сведений способны выболтать мужчины в попытке произвести впечатление на красивую женщину.

Себастьян смотрел на чеканный профиль итальянца. Удивительно, с какой язвительностью художник обсуждает флирт своей любимой женщины с другими мужчинами, а возможно, и попытки заманить их в постель для выуживания информации.

— Для вас не секрет, что она украла у Пьерпонта некие документы?

Донателли кивнул, по-прежнему не сводя взгляда с пламени.

— Да простит меня Бог, я сам помогал ей. В прошлую субботу, когда Пьерпонта не было в городе, я отвлек дворецкого, а она в это время проникла в библиотеку. Она знала, где он держит документы — в тайнике в каминной полке. Он и для нее такой же тайник устроил в ее комнатах на Дорсет-корт.

— Сколько в точности документов она украла?

Донателли пожал плечами.

— Я заметил среди них только конверт с пятью-шестью письмами лорда Фредерика, но это не все. Она намеревалась поговорить с тремя или четырьмя людьми. Точно не знаю, в этом я не участвовал. Я пытался убедить ее, что это опасно, что это почти шантаж. Но она сказала, что все не так и люди, которым она продаст эти документы, будут рады их получить. — Голос его упал до болезненного шепота. — Я боялся, что случится нечто в этом роде.

— И все же вы пошли искать эти бумаги сами, когда узнали, что Рэйчел мертва, — сказал Себастьян.

Он помнил, что говорила Кэт о некоем посетителе, который что-то искал в комнатах Рэйчел наутро после ее смерти. О молодом человеке, имеющем ключ.

Донателли огляделся по сторонам. На щеках проступил темный румянец.

— Я боялся. Я боялся, что тот, кто убил Рэйчел, придет и за мной. Я подумал, что если найду документы, то, может быть, если я их ему верну…

— Кому ему? — резко спросил Себастьян. — Пьерпонту? Вы думаете, он подозревал в краже Рэйчел?

— Возможно. Не удивлюсь, если он в последние несколько недель заметил, что с ней не все ладно. Она была сама не своя.

— Из-за того, что она работала на Пьерпонта?

— Вряд ли. Она гордилась своей ролью в борьбе за республику и справедливость в этой стране. Но затем…

— Что — затем?

— Не знаю. Это выглядело так, будто ее заставили сделать нечто, чего она не хотела, что-то сильно напугавшее ее. Когда она узнала о ребенке… — Голос его прервался, ему пришлось сглотнуть комок. — Она решила, что нам надо уехать. Именно тогда ей и пришла в голову идея украсть документы у Пьерпонта и продать их, чтобы раздобыть денег и начать новую жизнь в Риме.