Книга Дети погибели - Сергей Арбенин

– Нисколько не сомневался в ваших методах, – кивнул Маков. – Однако предпочёл бы отложить мордобитие до завтра, ибо я намерен встретиться с членами Государственного совета, градоначальником, министрами…

– А вот это вряд ли получится, – ответил Дрентельн. – Прежде всего потому, что дома вас ожидает ещё один сюрприз. А кроме того, созвать сейчас, в дачный сезон, столь представительное, судя по вашим словам, совещание будет затруднительно. Ну и, наконец: в отсутствие Государя такие совещания можно проводить только под председательством цесаревича. Что ж, вы прямо к нему пойдёте? Лично я бы… не советовал. В вашем нынешнем положении…

– На что вы намекаете? – грубо спросил Маков.

– Да уж вы должны бы догадаться, на что. Или ещё не догадались? Не догадались, Лев Саввич, нет?

Маков не ответил. Стиснул кулаки, свёл брови к переносице. Кровь бросилась ему в лицо, и – внезапно отхлынула.

– Вы хотите сказать, что цесаревич…

Дрентельн кротко глянул на ротмистра. Тот козырнул и исчез.

Они остались вдвоём у ограды Аничкова дворца.

– Да-с, – вполголоса произнёс Дрентельн. – Именно это я и хочу сказать. Вам ли не знать, что происходит? Государь император ожидает, когда императрица Мария Александровна преставится. Она действительно очень плоха. Сразу же после этого Государь венчается с Екатериной Долгоруковой…

Дрентельн был совершенно серьёзен. Говорил тихо, но отчётливо.

– Затем, – продолжал Дрентельн, – спешная коронация новой императрицы. Что может последовать далее, Лев Саввич?

– Внесение изменений в закон о престолонаследии… – прошептал Маков.

Дрентельн кивнул.

– Цесаревич Александр Александрович перестаёт быть наследником. Право занять престол переходит к детям Государя от Екатерины Долгоруковой… Или, как она теперь именуется, княгини Юрьевской. Что это будет означать для России? Вы только подумайте: затяжная распря между Аничковым и Зимним дворцами. Две партии вступят в схватку не на жизнь, а на смерть. И в эту войну будут втянуты не только высшие круги общества. Я исхожу исключительно из интересов России. И мне известно, что обе партии уже готовятся к войне, вдохновлённые своими непреклонными руководителями. А вернее, руководительницами… – Дрентельн коротко взглянул на Макова. – Такова диспозиция, Лев Саввич. Не секрет, что Государь недолюбливает своего второго сына, Александра Александровича. До сих пор первенца, Николая Александровича, вспоминает. И с Александром Александровичем сравнивает… Сравнение, как вы понимаете, не в пользу последнего…

Маков раскрыл от изумления рот.

– Так что же, сам цесаревич… – он замолчал, не в силах выговорить страшные слова.

– Нет, вряд ли, – мигнул Дрентельн. – Его супруга, Датская принцесса, цесаревна Мария Фёдоровна. Она – да. Она в курсе событий. Хотя и не всех. И без деталей, так-сать.

– А кто ещё… в курсе? – спросил Маков отрывисто.

– Многие, Лев Саввич.

– Но не все, – с какой-то злобой выговорил Лев Саввич. И повторил: – Не все!..

Он круто развернулся и зашагал прочь. Дрентельн посмотрел ему вослед долгим и странным взглядом. И как бы про себя проговорил:

– Но даже не это самое печальное… Самое нетерпимое – предстоящая реформа МВД. И планы ликвидации Третьего Отделения Собственной Его Величества Канцелярии… Впрочем, – Дрентельн усмехнулся, – об этом даже самоубийцам знать не нужно.

* * *

Ротмистр догнал Макова:

– Ваше высокопревосходительство! Пожалуйте в карету! Я должен вас доставить до дома!

– Благодарю, – не оборачиваясь, сквозь зубы ответил Маков. – Мне тут по Невскому, знаете ли, недалеко. Пройдусь.

Ротмистр заволновался:

– Мне велено-с…

Маков развернулся:

– «Велено-с»? Кем «велено-с»? Дрентельном? Победоносцевым? Господом Богом? Да кому вы служите, наконец? Отечеству или преступникам?

Он перевёл дух.

– И зачем вообще эта поездка? Спросите у Дрентельна – он что, выдал мне все тайны, и думает, что теперь я буду ему служить? А может быть, он решил меня попросту убить, чтобы эти тайны никогда не раскрылись? А?

И, к его величайшему изумлению, – уже в который раз за этот проклятый вечер, – ротмистр громко, совершенно обыденно ответил:

– Нет-с, ваше высокопревосходительство. Вас убивать не надо. Вы сами себя убьёте. Прощайте-с, – добавил он, козырнув.

Отвернулся и зашагал к поджидавшему его Дрентельну.

А Маков остался стоять, открыв рот. Потом опомнился, чертыхнулся, и двинулся по проспекту такой свирепой походкой, что редкие припозднившиеся прохожие шарахались от него.

* * *

Жена еще не спала. Вышла, взглянула на Льва Саввича.

– Что-то на тебе лица нет…

– Нет – и не надо, – буркнул Маков, проходя в кабинет.

Жену он не любил. Не любил давно, хотя женился по самой что ни на есть высокой, до отчаянности, любви. Брак был неравным: будучи молодым офицером, во время учебного похода Лев Саввич по уши влюбился в дочку хозяина, в доме которого квартировал.

Дочь показалась ему не просто красавицей – идеалом. Точёная фигурка, благороднейшие черты лица, прекрасный глубокий взгляд… Трудно было поверить, что она плебейского происхождения, а отец её лишь недавно выкупил себя и семью у барина.

История тянулась долго, со скандалами: родственники не могли смириться с выбором Макова, говорили, что карьера его погибнет, что с женой, едва грамотной, ему просто не о чем будет говорить, что, в конце концов, он кончит плохо. Маков не слушал, ругался, и всё-таки настоял на своём: привёз из орловской глухомани в столицу красавицу-жену.

И лишь спустя год-два, когда спала с глаз розовая пелена, Маков вдруг с ужасом осознал, что его красавица – набитая дура. Мало того, она еще кичлива, капризна, ленива и в обыденной жизни просто невыносима: всегда молчит и либо лежит на диване, листая модные журналы и каталоги, либо спит, либо судачит на кухне с прислугой. Правда, у неё было ещё одно излюбленное занятие: вырядившись по парижскому фасону, она могла целыми днями бродить по магазинам, не брезгуя даже захудалыми лавками.

В общем, семейная жизнь не сложилась. И Маков с головой ушёл в работу, бывало, и ночевал в казармах. И возвращался домой каждый раз с чувством отвращения к себе, к своему дому, и даже к детям – милым близняшкам Оле и Коле.

Оба ребёнка умерли, едва им минуло пять лет.

С тех пор Маков окончательно отдалился от супруги, предпочитал спать в кабинете, обедать тоже, и вообще старался как можно реже встречаться с женой. Иной раз по целым неделям не виделись.