Книга Дети погибели - Сергей Арбенин

Сталин подождал продолжения, потом спросил с интересом:

– Ас кем ещё, кроме Кравчинского и Кропоткина, вы встречались в эмиграции?

– Со многими встречался, Иосиф Виссарионович… Например, с Карлом Марксом.

Сталин совершенно по-кавказски поцокал языком от удивления.

– Я просил Маркса передать нам его произведения, которые он сочтёт нужным. Для русского перевода и публикации в революционных изданиях. Карл Маркс дал несколько своих работ, и в том числе «Манифест Коммунистической партии». Его перевёл Герман Лопатин, если мне не изменяет память.

– Вот как? – сказал Сталин. – Вы были тогда членом Интернационала, его центральной секции?

– Да. Меня избрали в Женеве, на закрытом заседании секции. Кроме меня избрали также видного народовольца Саблина, погибшего впоследствии от рук царских сатрапов…

Морозов споткнулся и на мгновение замолчал. Саблин не погиб: он застрелился при аресте. А перед этим, во время перестрелки, получил несколько ранений. Было это, кажется, на конспиративной квартире в Сапёрном переулке… Но вождь спрашивал не о Саблине. И Морозов, переведя дух, начал сбивчиво рассказывать о заседании, о том, что вновь принятых членов встретили рукоплесканиями, о том, как торжественно вручили удостоверение с печатью «Международной ассоциации рабочих».

Сталин слушал молча, не перебивая. Лишь иногда кивал.

Когда Морозов закончил, Сталин начал набивать трубку табаком, из папирос «Герцеговина-Флор», разминая их пальцами.

Пауза затягивалась.

– А ведь вы мне не всё рассказали, товарищ Морозов, – внезапно, с оттенком укоризны, произнёс вождь. И посмотрел на Николая Александровича из-под набрякших век.

Морозов смутился, побледнел.

– Прошу прощения, Иосиф Виссарионович… Память уже подводит…

– Э! – снова пренебрежительно взмахнул рукой Сталин. – Что память? Память тут ни при чём… Вы ведь не только с Карлом Марксом встречались и с Кропоткиным… С Плехановым, кажется, тоже?

– Нет! С Плехановым я не встречался. К тому времени Плеханов уже создал собственную партию, отколовшуюся от «Земли и Воли» – «Чёрный передел». Плеханов был решительным противником террора. И, как ни странно, Вера Ивановна Засулич, стрелявшая в градоначальника Трепова, стала одной из самых активных членов «Передела»… Зачем же ему было встречаться со мной, членом дезорганизационной группы Исполкома?..

– Верно, – отозвался Сталин. – А, кстати, какой псевдоним был у князя Кропоткина в среде так называемых истинных лигеров?

Морозов, сбитый с толку, закашлялся. Сталин ждал. И одновременно вспоминал.

Кропоткина он знал достаточно хорошо. Мятежный князь, географ и… очень навязчивый старик. Вернувшись после революции в Россию, Кропоткин начал забрасывать письмами ЦК, добился встречи с Ильичом. Протестовал против практики взятия заложников… И ведь Ильич ему уступал: то просил Дзержинского выпустить детей и женщин, то каких-то якобы заслуженных деятелей революционного движения, то литераторов и учёных…

Гордый был князь. Голубая кровь. От спецпайка отказался. Жил в Москве. Голодал. Время было трудное… Когда шведские анархисты пригласили Кропоткина переехать в Швецию – опять отказался. Переехал, кажется, в городок Дмитров: там и с дровами было полегче, и с едой. Но в 1920 году здоровье князя резко пошатнулось, и он умер, не дожив до окончания Гражданской войны…

Сталин посмотрел на Морозова.

– Не понимаю, Иосиф Виссарионович… – пробормотал тот. – Что это значит: «истинные лигеры»?

Взгляд Сталина стал пронзительным. Он помедлил, вздохнул и сказал:

– Вам лучше знать, господин «Шарлотта»… Впрочем… На сегодня достаточно разговоров. Я вижу, что вы утомлены… Рекомендую вам переночевать здесь, в Кремле: так будет удобнее.

Морозов поднялся.

– Спасибо, Иосиф Виссарионович!

Сталин кивнул:

– Вас проводят. До свиданья, Николай Александрович.

* * *

«А ниточка-то не оборвалась, – подумал Сталин, неторопливо прохаживаясь по ковровой дорожке кабинета. – Проследить её, эту ниточку. И пэрэрэзать!»

Он уже знал, кому можно поручить это сверхсекретное и архиважное дело.

Пусть Морозов пока поупирается… Молодец, что тут сказать… Но недолго ему упираться осталось. Сталин тут же вспомнил подходящую русскую пословицу: «Не мытьём – так катаньем!»

Революционер. Террорист. Каторжник. Учёный-энциклопедист… Ничего! Обласкаем – растает. И сам… Сам всё расскажет!

КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ.